- А раз понял – цеди по третьей, - командовала она. – Видишь, как быстро мы
под это дело выработали стратегию! Мужик-то ты не глупый, вот только
иногда голова у тебя без хозяина…
Добряков согласно кивнул, налил еще по стопке и в душе почти наверняка
уверился, что с такой защитницей стоит и побороться.
- А если я вдруг, ну, ненароком как-нибудь все-таки увижу его? – спросил он.
- А ты его так или иначе увидишь, - ответила Зина.
- Как это? – даже испугался Добряков.
- Да не менжуйся ты так! – рассмеялась она. – Увидишь, говорю, потому, что
так или иначе, а следовательша назначит вам очную ставку.
268
- Зачем? – напряжение не отпускало его.
- Чтобы выяснить все обстоятельства дела, уяснить себе, кто из вас врет или
наговаривает лишнего. Но тебе это только на руку. Можешь на этой ставке
рассказать все – как он тебя, вернее – меня, оскорбил, как ты постоял за мою
честь. Главное – побольше эмоций, чтобы нагляднее было.
Он угрюмо молчал.
- Что, страшно? – спросила она, зажевывая водку огурцом. – А размахивать
кулаками не страшно было? Нет, дружок, раз уж попался, имей мужество
постоять за себя. На войне, поди, так не робел?
- На войне – другое, - возразил он. – Там думать особенно не приходилось.
Перед тобой враг. Или ты его, или… совсем наоборот…
- И тут то же самое, смею тебя уверить! Только мозги придется подключить.
Вот посмотришь, едва ты проявишь напористость, как твой сосед запаникует
и даст попятный. Только с самого первого раза сумей выставить его
обидчиком. По-военному говоря, лучшая оборона – атака. Так, кажется?
- Так, - кивнул Добряков.
- Ну вот и договорились. Давай еще по одной, и я схожу к тебе за вещами.
Они выпили, и Добряков рассказал, что принести из вещей и белья.
- Прими пока ванну, - посоветовала Зина, сворачивая большую
хозяйственную сумку. – И можешь лечь отдохнуть. Кровать знаешь где. Я
скоро буду.
- А Виктор на работе? – настороженно поинтересовался он.
269
- Забыла тебе сказать – Виктор на две недели уехал к отцу на Украину. Так
что располагайся! – и она хлопнула дверным замком.
От перенесенного за сутки у Добрякова жутко разболелась голова. Он стал
под горячий душ и начал тугими струями массировать лоб, затылок, виски.
Такой массаж за несколько минут если не снимал головной боли, то
существенно ослаблял ее. Распарившись и помыв голову, он насухо, до
красноты растерся махровым полотенцем и, не одеваясь, прошел в спальню.
Кровать была застелена чистым бельем, и он с наслаждением вытянулся во
весь рост, нежась на удобном матраце и впитывая приятный запах свежих
простыней.
Щелкнул замок. Он накрылся одеялом и спросил:
- Зина, ты?
- А ты кого-то еще ждешь? – донесся из прихожей ее шутливый голос. – Ой, что сейчас расскажу!
Добряков насторожился и приподнялся в кровати, положив голову на
согнутую в локте руку.
- Видела твоего соседа, - сказала Зина, войдя в спальню и ставя на пол сумку
с вещами.
- Где? - удивился он.
- На старом его месте, на любимом – у киоска. Видел бы ты его рожу. Вся
челюсть в гипсе, едва двигается, а туда же – пивко хлещет!
- Он тебе ничего не сказал?
- Ничего. Только поздоровался. Представляешь? Никогда не здоровался, а тут
глянь-ка! И кампания его вся этак вежливенько со мной раскланялась. Я
270
ничего не сказала, кивнула и мимо прошла, но спиной долго чувствовала их
взгляды. Так что ты становишься популярным. Вишь, как уважать себя
заставил! – улыбнулась она.
- К черту такое уважение! – выругался Добряков. – Нужно оно мне!
Единственный дельный там человек – Ермалюк, да и тот дерьмо.
- Это здоровый такой?
- Ну да, заводила ихний. Без него они – мелюзга недоношенная, мразь.
- Тебе до них, точно, дела нет, - согласилась Зина. – Я думаю, ты отныне
прекратишь эту порочную практику – как бомж, хлебать пиво перед пивной
палаткой? Когда можно интеллигентно посидеть дома, побеседовать, поесть
хорошо… Там у нас осталось еще? Выпьем, что ли?
- Я… гм-гм, - откашлялся Добряков.
- Понимаю, неглиже, - рассмеялась Зина. – Ну подползай, халат вон накинь, -
и ушла на кухню.
Потом он вернулся в спальню и снова лег, а Зина отправилась в ванную. Он
слушал, как шелестят струи воды, и чувствовал, как все его тело наполняется
необузданным, диким желанием.
«Что за баба такая? – дивился он. – И хочется-то ее по-особому, не как
остальных! Если и есть счастье, оно, видать, в этом!»
Она вошла – вся раскрасневшаяся, аппетитная, влекущая. Подошла к кровати, призывно посмотрела ему в глаза и легким, рассчитанным движением плеч