Третья — женщина, тонкая, с длинными пальцами и глазами, которые видели слишком много. Дорогие одежды, но уже испачканные песком. Рядом с ней сундук — явно что-то ценное.
Четвёртый — писарь, по виду. Маленький, щуплый, с чернильными пятнами на пальцах. Выглядит так, будто сейчас упадёт в обморок.
Я подъезжаю.
— О-о-о, — протягивает холёный, — наконец-то цивилизованный человек!
— Не уверен, что ты прав, — фыркаю я.
— У нас беда! Наш караван напали разбойники! Мы потеряли почти всё! Вода на исходе! Ты должен нам помочь!
Я лениво смотрю на них, затем демонстративно постукиваю пальцем по своему полному тазу.
— О, — писарь сглатывает, — у тебя… вода!
— Вижу, не дурак.
Женщина смотрит на меня с надеждой.
— Ты не можешь оставить нас умирать!
— Могу, — лениво отвечаю.
Гнев благородных господ
Холёный мажор тут же меняется в лице.
— Ты смеешь так с нами разговаривать? Знаешь ли ты, кто я?
— Очередной богач, который думал, что пустыня прогнётся перед его золотом.
Его лицо краснеет.
— Я — Намир ибн Халид, наследник караванного дома Халида!
— Здорово.
— Мы заплатим тебе, когда вернёмся в город!
— Прямо сейчас.
— У нас нет денег!
Я смотрю на сундук рядом с женщиной.
— Конечно.
Она прижимает его ближе.
Телохранитель кладёт руку на рукоять меча.
— Ты требуешь с нас плату за воду, когда мы умираем?
— Да, — отвечаю честно.
Писарь сглатывает.
— Но… это негуманно!
— Так и есть.
— Ты монстр!
— Спасибо.
Намир сжимает кулаки.
— Если ты не дашь нам воды, я прикажу взять её силой.
Я тяжело вздыхаю.
— Ну, раз так…
Поднимаю копьё.
И, не отводя глаз, пробиваю дно таза.
Вода хлынула на раскалённый песок, моментально впитываясь.
Женщина вскрикивает.
Писарь задыхается.
Телохранитель выхватывает меч, но замирает.
А Намир бледнеет, как простыня.
Я ухмыляюсь:
— Если не заплатите, то никому не достанется.
Попытайся сказать "нет"
— Ты… ты… — Намир едва дышит.
— Ой, давай без истерик. — Я пожимаю плечами. — Вода либо твоя, либо пустыни.
Он шипит, хватает припрятанный кошель и швыряет его в меня.
Я ловлю, подбрасываю, слушаю приятное позвякивание серебра.
— Молодец.
Он дрожит от ярости.
— Ты пожалеешь об этом.
— А ты меня поцелуй в попу.
— Ч-что?!
Я указываю на свой зад.
— Либо никто из вас не напьётся воды, либо целуй. В щёчку. Не бойся, я её мою. Влажной, чистой водой.
Писарь едва не падает в обморок.
Женщина прикрывает рот рукой.
Телохранитель кашляет, скрывая улыбку.
Намир дрожит, но… делает шаг назад.
— Ты псих.
— Ну, значит, никто не пьёт.
Женщина хватает бурдюк и подаёт мне ещё одну монету.
— Я… заплачу.
— Ну вот, совсем другое дело.
Телохранитель кидает пару монет в мой кошель.
— Просто дай воды и уйди.
Я передаю им бурдюк.
Писарь, едва дождавшись, жадно пьёт, брызгая водой на одежду.
А Намир стоит, стиснув зубы, отказываясь делать глоток.
Я хмыкаю.
— Не хочешь пить?
— Уйди, — выдыхает он.
— Как скажешь.
Разворачиваюсь, трогаю поводья Одуванчика.
А у него в глазах — чистое веселье.
Простые люди, простая благодарность
Чуть дальше я натыкаюсь на караван бедняков.
Голодные лица, потрескавшиес
я губы, дети, жмущиеся к матерям.
Я молча подаю им бурдюк.
Они не спрашивают, не требуют. Просто принимают, с благодарностью в глазах.
Один мужчина, седой, с мозолистыми руками, протягивает мне серебряную монету.
— Возьми.
— Не надо, — пожимаю плечами.
Он качает головой.
— Вода — дороже золота. Ты не требовал, но это правильно.
Я принимаю.
Они благодарят, а я продолжаю путь.
К Некрополису.
К мадам Моранe.
Продолжение следует…
Глава 17. Город мёртвых и экскурсия с холодной спутницей
Некрополис. Город мёртвых, город идеального порядка. Высокие готические шпили взмывают ввысь, чёрные здания с огромными стеклянными витражами сияют в свете магических фонарей. Улицы вычищены до блеска, растения подстрижены так идеально, что местные сады напоминают картины безупречного вкуса.
И толпы туристов.
Боже мой, туристы.