Всеволод Валюсинский
ПЯТЬ БЕССМЕРТНЫХ
Роман
Т. II
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава первая
Десятилетия шли за десятилетиями. Бессмертные жили среди людей. Никто не знал, что они бессмертны. Только внешность их поражала окружающих и заставляла чувствовать себя неловко. Никто не мог выносить холодного взгляда их странных глаз. Особая красота и утонченность лиц резко отличала их от остальных людей. Постоянная работа над собой и колоссальный запас знаний, накопленный ими в течение долгой жизни, делали их превосходящими умственно всех окружающих. Каждый невольно подчинялся их авторитету. Казалось, это были существа с другой планеты. Пять бессмертных были похожи друг на друга. Непрерывная мозговая работа в течение столь долгого времени оказала свое действие на все соотношения роста и притом в одном направлении. Все отличались чрезвычайно развитым черепом. Их головы в полтора раза превосходили нормальную величину. Лицевой скелет и нижняя челюсть уменьшились. Особенно поражали уши бессмертных: по своей форме, положению и правильности кривых линий это были совершенные произведения природы. Бессмертные сохранили костюм своего пола. Так как одежда мужчин и женщин к тому времени перестала сильно различаться, то с этой стороны ничто не удивляло окружающих. Только сходство бессмертных между собой заставляло их избегать держаться вместе. Они жили поодиночке, изредка собираясь для проработки плана своих работ. Их странные, похожие друг на друга лица могли заставить окружающих предположить общность их происхождения и вызвать нежелательное внимание и любопытство. Они поэтому большей частью закрывали голову и лицо подходящей формы головными уборами и носили темные очки.
Несмотря на принятое ранее решение сразу приступить к продолжению своей работы, бессмертные не могли удержаться от некоторых искушений, которые открывала неограниченность свободного времени. Первым искушением явилась наука. Они переходили из одного научного заведения в другое. К концу первого столетия с тех пор, как они покинули свою Балтийскую станцию, их смело можно было назвать носителями всей суммы человеческих знаний. Их память и все умственные способности обострились до чрезвычайности. Они торопились, но все-таки не могли угнаться за жизнью. Каждый день приносил все новые открытия. Знания охватывали все большие области. Карст, например, первые три года, живя в Ново-Сибирске, ухитрился окончить все находившиеся там высшие учебные заведения, а их, считая и Восточный Институт Искусств, насчитывалось там более пятнадцати. Не отставали и остальные. Курганов тоже посвятил некоторое время изучению наук, необходимых ему для будущей работы, конечно, в объеме, недоступном для одного смертного. Пятьдесят лет он изучал химию, математику и те бесчисленные отрасли, на которые разделилась медицина и биология. Он чувствовал себя достаточно сильным, чтобы во всеоружии знаний приняться за свою основную работу. Смерть по-прежнему властвовала над человеком. Только они пятеро проходили сквозь время, не подчиняясь ему. Предстояла кропотливая и, возможно, очень длительная работа, окончания которой даже приблизительно нельзя было рассчитать. И Курганов торопился. Глубокая жалость к человечеству, обреченному на гибель, но безропотно мирящемуся с этим, не давала ему покоя. Он чувствовал долю своей вины в десятках тысяч ежедневных смертей. Он должен торопиться. Этот кошмар, этот неумолимый закон, когда-то нужный в процессе эволюции, теперь должен оставить человека, дать свободу и время его гордому разуму. Курганов поселился и долгое время жил в Годавери. Это был прелестный уголок, утопающий в зелени и окруженный виллами и загородными домами. Раньше здесь находился французский городок Ганаен, но с тех пор, как Восточная Индия примкнула к Великому Союзу Республик, он утратил свой колониальный характер и стал называться по имени реки, на которой стоял. Курганова давили сплошные пространства суши. И только тогда чувствовал он себя спокойным и мог работать, когда из окон был виден широкий морской простор. Он поселился за городом на самом берегу Бенгальского залива. Из окон его скромного домика можно было наблюдать восход солнца прямо из моря. Его жилище состояло всего из трех комнат. Одна была обращена в лабораторию. В садике бегало несколько неизменных кроликов и морских свинок. Это была в миниатюре его прежняя станция.
Вскоре к Курганову присоединился Биррус. Они работали вдвоем. Остальные бессмертные находились в крупных центрах Западной Европы. Они работали по заданиям Курганова в известных тогда биоинститутах. Облегчалось это в значительной мере тем, что всякому научному исследователю государство предоставляло все необходимые средства. Оно брало на себя заботу о его существовании. Такая система, как показали последние сто лет, дала блестящие результаты. Затраты государства на содержание научно-исследовательских учреждений окупались сторицею удивительными открытиями и изобретениями. Это была далеко не филантропия. Варварскими и дикими казались прежние времена, когда исследователь должен был преподаванием или иной работой зарабатывать себе на пропитание. Сколько гениев было похоронено таким образом! Вообще это была эпоха бешеного расцвета науки. Как много мог сделать человек, каким он оказался даже в общей своей массе гениальным! Только после полного искоренения всяких религий и их мертвящего духа человек нашел самого себя. Но и это была еще лишь заря новых времен, первые проблески его грядущего могущества. Главный вопрос, вопрос классовый, еще не был решен окончательно. Это, конечно, оказывало свое огромное влияние на все стороны жизни. Ясно было, что такое положение вещей непрочно, оно должно было окончиться последней, колоссальной схваткой, которая решит будущие судьбы человечества. Дело осложнялось тем, что техника дала в распоряжение народов и отдельных лиц такие средства, что применение их в военных целях легко могло привести к уничтожению не только населения целых стран, но и органической жизни. Это сознавали обе стороны и делали вид, что не допускают и мысли о возможном столкновении, но втайне готовились.
Это было странное, удивительное время. Действительно, классовая борьба, яркой вспышкой начавшаяся в первые десятилетия двадцатого века, привела к результатам совсем непредвиденным. Весь Старый Свет после сравнительно короткого периода борьбы и яростных схваток пришел к победе своих народов над угнетающими классами, и миллиарды людей обратились к свободному труду и культурной, счастливой жизни. В системе управления Великого Восточного Союза Республик не было даже диктатуры пролетариата, так как следующие после объединения поколения, воспитанные на новых основаниях, создали общий тип гражданина. За океаном же, в Америке, старинные различил получили свое дальнейшее развитие, углубились и, наконец, дали ту уродливую картину, к какой должен был привести, в конце концов, древний институт рабства. Американский пролетариат за все время не делал даже серьезных попыток к восстанию. Причин этому было много. Главную роль сыграли ложно организованные рабочие союзы, вожди которых в трогательном единении с капиталом шли по пути осторожного, но зато и прочного подчинения масс. Поставив рабочего в более или менее сносные материальные условия и широко применяя на практике старинный принцип фордизации, они добились главного и, — с точки зрения их восточных товарищей, самого страшного — покоя и умственной неподвижности. Они давали рабочему штампованное, стандартизированное образование, давали даже «собственный домик» и плитку превосходного жевательного табаку и внушали, что он должен быть всем этим очень доволен. Но они ввели и десятичасовой рабочий день. Понемногу, одно за другим, отняли даже те небольшие права, которыми рабочий класс Америки пользовался еще в недавнее время. Они содержали рабочего так, как хороший фермер содержит своих свиней. Были до миллиграмма, на основании самых научных данных, вычислены все его потребности. Особенно уродливые формы приняло это положение вещей во второй половине двадцатого века, когда разнузданный капитал попытался, и небезуспешно, восстановить нечто, весьма напоминавшее времена рабовладельчества и крепостничества. Это был известный закон о прикреплении рабочих к своим производствам. Как ни странно, но это существовало одновременно и наряду с величайшими достижениями материальной культуры. Несмотря на то, что вопрос о пропитании стал, благодаря открытию панита, несущественным, потребности умножились до чрезвычайности и требовали все новых и новых производств. В конце концов, американский рабочий сам не заметил, как потерял все человеческие права и попал в положение хорошо содержимого, полезного животного. Постепенно, целым рядом ограничений, пролетариат был совершенно лишен избирательных и вообще гражданских прав. Правящий класс взял на себя даже опеку над его размножением. Смешанные браки не допускались. Это привело к положению, напоминавшему отчасти цеховое, но более кастовое деление древней Индии. Теперь совершенно исчез средний класс, ничтожное меньшинство буржуазной олигархии владело всеми благами жизни. С течением времени эта пропасть углублялась все более. И, вероятно, если бы ничто не помешало, то и самый тип этих двух пород людей получил бы глубокие различия. Был издан закон территориальности, которым строго разграничивались черты оседлого поселения рабочих: создавались рабочие города, окружавшие бесчисленные фабрики и заводы. Владельцы жили в своих дворцах среди чащ искусственных садов и парков. Эти местности получили название Potis-Place — господские места. Так же строги были правила пользования летательными машинами. Ни один рабочий или общественный аэрон не имел права появляться над территорией Potis-PIac’oв под страхом попасть в фокус коротких лучей мегурановых установок и быть расплавленным. Человеческое общество за океаном развивалось другим путем и представляло постоянную грозную опасность. Оно заставляло американских хищников употреблять все меры предосторожности, заботиться о надежных средствах защиты. Территориальный закон и явился одной из этих предусмотрительных мер. Рабочие определенных территорий были поставлены в фокусе таких сил, были, выражаясь по-прежнему, минированы, так что в любой момент поработители могли, не выходя из своих дворцов, стереть все эти местности в порошок. Конечно, при этом должны были погибнуть и дети и женщины.