И приказываешь себе: не дремать!
«Не уставать! Ведь мы все за нашу тайгу в ответе!..» Сережка умел приказывать себе. Он назначил привал через три часа. Путь лежал то путаными лесными тропами, то по камням, по гнилым стволам, переброшенным через топи. Дорога знакомая: ра́з уже прошел по ней. И Сережка постановил: к вечеру он обязательно должен дойти до Р*.
«А что делается там, у палатки? Как там держатся ребята? Вдруг к ним уже пришли парашютисты? Кто они оказались? Как встретились с ребятами? Нет, еще рано, наверное...» И то предполагалось самое страшное, то уверенно обнадеживающее.
Но, так или иначе, мысли гнали Сережку вперед и вперед по безлюдному лесу.
Для читателя малосведущего следует оговориться, чтоб не удивлялся понапрасну. Наш рабочий народ, живущий в новых индустриальных городах Урала и Сибири, хорошо дружит с природой — она стоит с заводами рядом, почти нетронутая. И люди, особенно молодежь, довольно много свободного времени проводят в окрестных лесах, на озерах, в горах. Каждый более или менее сообразительный парень уверенно ориентируется на едва знакомой местности, даже без компаса. Он уж обязательно турист, а то и заядлый гриболюб, ягодник, рыбак или охотник. Он и по болотам ловкий ходок, и по бурелому, по каменистому бездорожью. И в глухом лесу, где и неба не видать, и где север, где юг — подчас сразу не определишь, — наш человек не теряется, идет, куда ему надо.
Обманчиво безжизненна тайга. Поначалу кажется, что окрест — мертвое безмолвие. Можно идти час, два, и если сердце колотится от волнения и быстрой ходьбы, а голова занята тревожными мыслями, — не увидишь, не услышишь ничего.
Но вдруг в косом луче солнца, пробившегося сквозь плотную хвою, промелькнула, как маленький парашют, белка-летяга. Как парашют! А до сих пор ничего не замечалось.
И заостряется зрение.
Летяга ночной зверек, и я не очень поверил Сережке, когда он потом рассказывал мне про него. Но вообще-то если какое-нибудь внешнее впечатление перекликнется с мыслями, засевшими в голове, это непременно вызовет повышенное внимание к окружающему. Тем более, такие люди, как Сережка, все воспринимают остро и глубоко.
Вон играет на ветвях полосатый бурундук. Не боится — остановился, опершись передними лапками о ствол, склонил мордочку, смотрит на Сережку, будто через большие авиаторские очки. Почему широкое белое кольцо вокруг бурундучьего глаза на буро-коричневой головке напоминает что-то пилотское, парашютистское?
— Цыц, грызун! — говорит ему Сережка грозно.
И бурундук исчезает, словно понял, что ему велено человеком.
Потом впереди, по влажной тропе, спускающейся вниз, побежал неуклюжий зверь. Голова большая, шея толстая, жестко мохнатый, темно-бурый, уши маленькие. «Ага! — шлея по боку — широкая полоса от плеч до хвоста, — разглядел Сережка. — Значит, это росомаха. Ишь, в галоп перешла! А в книгах пишут, что двигается коротким шагом... Ого!.. Росомаха даже прыгнула и скатилась клубком по каменистому откосу. В книгах все приблизительно...»
«На медведя похожа», — рассуждает про себя Сережка, глянув на следы росомахи. Они напоминали медвежьи, только поменьше. И Сережка быстро выламывает сук подвернувшейся на пути коряги, вынимает нож, на ходу выстрагивает себе дубинку поудобнее. Кто знает! Еще повстречается такой, что не побежит прочь, как росомаха. С дубинкой идти лучше.
Вспоминается Сережке, где-то читал в старых приключенческих романах, что страшнее в тайге встреча не со зверем, который обычно убегает, а с незнакомым человеком. Чепуха! Как хочется Сережке сейчас повстречать хоть кого-нибудь! Он быстро сообразит, распознает, что это за человек, и завербует себе в попутчики, в помощники. А пусть и парашютисты встретятся!.. Пусть они самые что ни на есть вражеские!.. Сережка уверен, что обхитрит их — он-то дома у себя — и приведет, куда следует. Они не решатся тронуть его — он убежден в этом — они-то не на своей земле. Это точно!
И Сережка кричит, взбудораженный своими мыслями, кричит во всю глотку, набрав полную грудь ядреного лесного воздуха:
— Эге-ге-геге-е-е-ей!..
Опять, я помню, не поверил Сережке, что он кричал в лесу, вел себя этак по-ухарски смело. «Наоборот, — заверил он меня. — Я боялся. Я кричал, чтобы приободрить самого себя...»
Глава четвертая
«С ЛЕШИМИ ЗНАКОМЫ»
Я весь день продолжал организовывать жителей таежного района себе на помощь. Позже выяснилось, что мы с сержантом Митей дважды пролетали там, где проходил Сережка. Как и почему он не видел вертолета и не слышал стрекотанья пропеллеров, — непонятно. Впрочем, едва ли он мог что-нибудь предпринять, если бы заметил нас. Правда, он утверждает, что сумел бы мгновенно разжечь костер и обратить на себя наше внимание.