Кому надо, те знают дорогу в наш город — изгнанники, люди с попранной честью приходят и живут. А припрет — набегами снимаем с эшафотов осужденных напрасно. А когда ваши топоры и стены дотянутся до Города, мы бросим все и под знаменем Колеса двинемся дальше, хоть за море, хоть на луну, открывая новые земли для каждого, кто решится пойти с нами.
Пусть незнакомые края встретят вас теплыми фортами и колодцами. Мы знаем, что такое подыхать от голода и жажды, и вам этого не позволим. А еще — мы никого не пропустим вперед себя.
Красавца-деспота Алессандро ди Лигури сбросила Генуя, он был публично оскоплён и изгнан из города, вот бы узнать, чья рука направила гнев горожан;
Негодяй в Ватикане, зачинщик детских крестовых походов и торговец рабами был казнен своими же коллегами-прелатами, ума не приложу, кто об этом позаботился.
И это малая часть совершенного. Я вряд ли выдержал бы гнет княжеского долга, но я благодарю мать за нож и лисий серп улыбки Южанина.
Я искал тебя, Амброз, ты был проворен: перебегал из монастыря в монастырь, менял имена, заметал следы, у меня голова кружилась от твоих кульбитов.
То канешь в жижу папской канцелярии, то подсидишь кого, должностишку сменишь.
Я как узнал, что ты ведешь с Кобруцем переговоры по поводу куриных косточек Стефана, захолонуло сердце!
Пришлось купить чин бургомистра, это к сведению неподкупного совета ратманов. Не жмитесь, сьеры, я не буду оглашать имен.
Я вцепился в Кобруц и ждал тебя с самого Рождества, дышать боялся — вдруг спугну!
Ты ошибаешься, Истинная Правда!
Я не буду схвачен и не умру вместе с тобой.
Окна не высоки, а возле аптекарской лавки меня ждет Ив Брабо с парой лошадей. Пока выломают дверь, пока сорвут погоню…
Я трус? Возможно, но за мной Город… Ты головку, то падла, задери…
Спокойно, сьеры! Падаль вы уберете потом! Эй, там, у окна, берегись!
И Господь мою душу помилуй!»
Рошка
По мотивам народной сказки цыган-кэлдераров «Цветок Папоротника»
1714 год. Вымышленная Логрская Империя. Провинция Далатт.
"…Да, юнкер, не могу возразить: в Логрии крепко пьют. Светлое пиво пьют и темное, то что зовется болотным медом. И турецкое вино пьют, что привозится из Тавриды, и греческую мастику… Свое винцо тоже тянем, не без этого. Оно хоть и кислое, и пена в нем, зато свое.
И себе удовольствие и, опять же, поддержка отечеству. Наше вино сводит зубы, как столярный клей: крамольного слова и во хмелю не ляпнешь, а уж чтобы против властей бунтоваться, оборони Бог, мысли такой и не возникнет. Сиди, хмелей и молчи в особую тряпку.
…Э, нет! Тут вы дали маху! Другие нализываются по дурости или с горя, а мы, логрцы, глаза заливаем от гордости за наше великое прошлое и за светлое будущее, а также, потому что душа у нас дюже загадочная, и подпития требует, как полива, для лучшего прозябания в вертограде Божьем!
Понимаете ли, у других народов никакой души не наблюдается вообще, один пар навозный. Душа только у нас есть. Просторная и, повторюсь, загадочная. Не, я такого сам придумать не могу… Это наш проповедник по воскресениям говорит, не про выпивку, конечно, а про душу.
Вы еще товар посмотрите.
Вот сушеная петрушка в кулечке и смазка для замков, здесь, в скляночке… Не обращайте внимания, что я торгую вразнос, я торгашей презираю, просто время сейчас трудное, всем вертеться надо…
Кто я таков? Я, юнкер, рядовой его Императорского Величества третьего гвардейского полку, честь имею, в отставке.
С двадцати годов трубил в рекрутах, колол на плацу чучело штыком, а как выперли меня в отставку, по возрасту, аккурат через полгода грянула война. Миновало меня, не зря молился!
Кто с кем воевал?… А я почем знаю. Лет семь возились, как бабка беззубая толокно жует. Хорошо хоть — далеко. Не то во Фландрии, не то в Трансильвании….
Замирились в конце концов. А наше дело, юнкер, маленькое: бедней да торгуй.
Бывает, молодой ушел за флейтой и барабаном, вернулся глухой, как тетеря, от контузии и полноги состругано.
Бабу прибьет по пьяному делу, в церкви на коленях постоит, а потом — глядь- торчит спозаранку на блошином рынке, дует в кулак, через плечо — торговый короб, а в коробе-товар, особый логрский набор: хоть его ешь, хоть им тараканов мори, хоть им стены конопать! Что за набор спрашиваете?
Проще некуда: кусок сала, сало, конечно, пожилое, но перцу вдоволь, затем зверь крашеный с жениной шубки, оловянная ложка, казенный молитвенник — подарок от властей по увечности, щелкун для орехов и низок пять вяленых лисичек для каши.
Да что там перечислять! Всякий свои лохмотья на общее обозрение выносит.
Авось, найдется дурак и купит. Какой никакой, а доход.
На самом деле мы на рынке стоим не от нищеты, а ради интереса и общения.
В четырех стенах можно умом тронуться, а здесь, в торговых рядах — и ветерок и новости и, заметьте, производится на площади живописное коловращение народа.
К тому же на соседних лотках попадаются заманчивые вещицы. Колесник Ганс, в пятницу припер на продажу земную сферу. Одна подставка — мечта, красное дерево с вензелями!
А на каждом государстве свой народ нарисован. Смехота! Фламандцы жирные, как чушки, немцы пьяные в зюзю и везде — то у них капуста, куда ни плюнь, одни капустные головы! Французы от своей болезни безносые, индейцы с эфиопами — бескультурье голозадое! Турки плешивые!
А евреи…В приличном месте и не скажешь, какие евреи…
Одна наша Логрская Империя стоит орлом посреди негодяев, Господь нашего национального героя за ручку держит, а океанские волны героические сапоги вылизывают!
Вот и выходит, что нашу нацию Создатель на совесть творил, а других, как попало нахаркал на лицо земное…
Знатный глобус… Столичная выдумка! Но дорогой, собака, не подступишься! Может, колесник согласится на обмен. У меня, кстати, тоже имеется заветный товарец для состоятельных! Полюбопытствуйте, юнкер!
Во! Сочинение доктора наук Ниппельгаузена-Ферфлюхта, в чертовой коже с тиснением, подарочное издание! Четыре тома — не шутка! "Беседка Благомыслия", "Водомет государства", "Садик патриотизма" и трактат "Отчего бедствия Империи Логрской есть свидетельство ее могущества и богоизбранности"!
Доложу я вам, сытное чтение! Как щавель, много не съел, а больше не хочется. Зато успокаивает!
Вот мне скоро пятьдесят, баба померла, попивши дурной воды, дочка овдовела, вернулась домой и выселила меня в сарай. Знаете, как с ведрами и граблями жить? Брюква родится горькая, как столетник, кроликов развел, так они злые, демоны, голые и кусачие, резать их боюсь — сами они кого хочешь зарежут, тоже… кролики, а от такой жизни озверели!
А на днях сперли козу.
Впору утопиться. А я спокойный. Почитаю книжку про патриотизм, послушаю проповедь, и хоть бы жилочка пискнула.
Вы ткните жука булавкой — он попервоначалу заегозит, а потом оцепенеет.
Вот и мы оцепенели. Как те самые поросята в Стране Лентяев — бегают, печеные, вилка с ножиком в боку, кто голодный, режь, да ешь! А им ничего — хрюкнут матерно и дальше бегут. Знаете, все эти слезы,
мечтания и раздумья нам не особо к лицу. Кто свое нутро на люди выворачивает и без стальной шкуры, беззащитный, ходит, того и гусенок заклюет и родня в глаза плюнет.
Никчемный такой человек, вроде мужика в юбке. А главное в жизни: сила, стойкость и скрытность.
Мы — Логрцы, племя высокое, весь мир под крылами согреваем, а суровости учимся у дубов. Видали ли вы наши дубы? Это слоны какие-то, а не дубы! Границу переедешь — ага! Дрянь у них, а не дубы, бесхребетные они, вроде вьюнка. У них за границей все не по-людски.
Вот, полюбуйтесь, у меня на лотке выставлена безделушка. Зять-покойник из Венеции привез. Бабец, из индийского дерева вырезан. Ничего себе бабец, только уж донельзя все голое у нее. Глаза завязаны и стоит, бедняжка, на колесе, как кот на заборе. Совсем офонарели