— О чем же мне рассказать? — покорно спросил Гуан.
— Расскажи о начале времен в Ирландии, о рождении и жизни Партолона, сына сыновей Ноя.
— Я почти забыл его, — сказал Туан. — Он был человеком огромного роста, широк в плечах, еще у него была длинная борода, которая придавала ему величественный вид… Он был человеком добрых дел, человеком, верным путям добра.
— Продолжай же, любовь моя, — нетерпеливо проговорил Финниан.
— Он прибыл в Ирландию на корабле. С ним на эту землю пришли двадцать четыре мужчины и двадцать четыре женщины. До этого времени на землю Ирландии еще не ступала нога человека, да и во всех западных частях мира люди еще не жили. Когда мы пристали к берегам Ирландии, мы увидели бесконечный лес. Куда ни посмотри, видны были только деревья; и из этого огромного леса доносилось неумолкающее пение птиц. И над этой прекрасной землей сияло теплое, радующее взор и душу солнце. Наши глаза устали от созерцания постоянно меняющихся и в то же время неизменных морских волн, уши устали от завывания ветра; эта страна показалась нам волшебным миром, нам казалось, что мы попади в рай земной.
Мы сошли на этот берег и услышали журчание воды: сквозь полумрак леса неспешно текла река. Пойдя вдоль ее берега, мы углубились в лес и дошли до ярко освещенной, прогретой солнцем поляны. Там Партолон со своими спутниками остановились передохнуть; там мы основали город и разбили поля.
Реки Ирландии были полны рыбой, ее леса изобиловали дикими зверями. Грубые, пугливые, громадные и жестокие твари бродили по ее землям. Были среди них и такие создания, сквозь которые можно было видеть, сквозь которых можно было пройти и ничего не почувствовать. Долго мы жили спокойно, мы видели, как появились и размножились новые животные — медведи, волки, барсуки, олени и кабаны.
Людей Партолона становилось все больше и больше, так продолжалось до тех пор, пока из двадцати четырех пар, пришедших вместе с ним, нас не стало пять тысяч человек. Мы жили в мире и довольстве, хотя и не были наделены разумом.
— Не были наделены разумом? — воскликнул Финниан.
— У нас не было нужды в разуме, — отвечал Туан.
— Я слышал, что перворожденные были лишены разума, — проговорил Финниан. — Продолжай же свой рассказ, мой возлюбленный.
— А затем внезапно, как налетевший ураган, на рассвете одного дня, к нам пришла болезнь. Она раздувала животы и окрашивала кожу в багряный цвет; и на седьмой день почти весь род Партолона был мертв, только один остался в живых.
— Всегда спасается только один, — задумчиво проговорил Финниан.
— Этим человеком был я, — подтвердил его обращенный ученик.
Туан прикрыл глаза ладонью и погрузился в воспоминания о своей неслыханно длинной жизни, в воспоминания о начале мира, о первых днях Ирландии. И Финниан, чья кровь снова застыла в венах, а волосы вновь тревожно зашевелились на голове, унесся в прошлое вместе с ним.
Глава 5
— Продолжай, любовь моя, — прошептал Финниан.
— Я остался один, — говорил Туан. — Я был так одинок и так привык к своему одиночеству, что даже собственная тень пугала меня. Я был один во всем мире, был так беззащитен, что боялся любого звука; услышав шум крыльев пролетающей птицы или скрип мокрого от росы дерева, я замирал и старался затаиться, как кролик, при малейшем шорохе ныряющий в свою нору.
Все дикие создания леса считали меня своей законной добычей, они шли по моему следу, они знали, да, знали, что я один и беззащитен. Они незаметно подкрадывались ко мне на своих мягких лапах, рычали и огрызались, когда я оглядывался; каждый раз, когда я выходил из своего укрытия, серые волки с высунутыми языками и горящими глазами гнали меня обратно в пещеру в скале, где я прятался от нападавших тварей. Во всем лесу не было ни одного зверя, который был бы слишком слаб для охоты на меня; не было ни одного зверя столь робкого, чтобы бояться показаться мне на глаза, все они держались вызывающе — и я их боялся. Так я и прожил два десятка лет и еще два года, пока не узнал все, что знали животные, и не забыл все, что знал, когда жил среди людей.
Я научился ходить и подкрадываться так же тихо, как и самый осторожный зверь; я научился бегать столь же быстро, как самый быстрый из них и столь же неутомимо, как самый выносливый. Я мог быть невидимым и терпеливым, как дикий кот, притаившийся среди листвы или припавший к земле перед прыжком; я мог учуять опасность во сне и мгновенно вскочить, готовый к защите; я научился лаять, выть, рычать и лязгать зубами, я научился разгрызать и рвать зубами все, что придется.
— Рассказывай дальше, мой возлюбленный, — проговорил зачарованный Финниан. — Бог да благословит тебя, сердце мое.