Реджина хотела сосредоточиться на сказанном, потому что осмысление реакции Эммы на выводы Снежки буквально придавило её, но она смогла лишь выпалить:
– Подожди минутку, как ты узнал, что это случилось пять лет назад? –Реджина была уверена, что ни она, ни Эмма не упоминали этого в их маленькой словесной перепалке, а Генри назвал конкретную дату.
Генри скрестил руки на груди и, покосившись на Эмму и заколебавшись на мгновение, признался:
– Мама сказала мне.
На лице Реджины отразился ужас, и она, тут же развернувшись, впилась взглядом в виновницу:
– Ты рассказала нашему сыну о том, что было между нами?..
– Ой, расслабься, я не рассказывала ему никаких неприятных подробностей, ничего такого. Он едва ознакомился с наикратчайшей версией нашей мыльной эпопеи.
– Не важно; ты не имела никакого права…
– Он спросил, Реджина, что, черт возьми, я должна была сказать? – выпалила Эмма в ответ, бессильно всплеснув руками. – Веришь или нет, но наш сын не вырос слепым тупицей! Думаешь, он не заметил, что между нами явно что-то не так? Он уже взрослый, черт возьми, и имеет право знать, почему мы не можем быть такой семьей, какую он хочет, ясно? Уж это мы обязаны объяснить.
– Прекрати сквернословить в присутствии моего сына…
– А ты прекрати вести себя так, как будто он все еще ребенок!
– А он и есть ребенок!
– Да вашу мать, прекратите! – заорал Генри, потеряв всякое терпение и, встав между своими мамами, буквально растолкал их в стороны. – Если вы вот так собираетесь общаться, я больше вообще не приеду домой на каникулы! У меня и в колледже проблем предостаточно; я не хочу приезжать домой и выслушивать весь этот бред! Вы этого добиваетесь? Чтобы я вообще больше не приезжал?!
На этот раз Реджина пропустила ругательства Генри мимо ушей. Сейчас это, честно сказать, было не так уж важно: угрозы сына испугали её. Не видеть Генри… этого она хотела меньше всего.
– Нет, конечно, нет, дорогой, – попыталась успокоить его Реджина. Казалось, что он сильно разочаровался в них обеих. – Мы с твоей биологической матерью просто…
– Эмма, мама, – яростно крикнул он в ответ, – её зовут Эмма; прекрати называть её моей «биологической матерью» и отстраняться от нее; это глупо и все понимают, почему вы так себя ведете.
Эмма изогнула бровь, скрестила руки на груди и самодовольно посмотрела на их сына, неожиданно принявшего её сторону. Реджина уже собралась прокомментировать это, уже было все испортила, но Снежка воспользовалась моментом и подняла руки, призывая всех замолчать.
– Пожалуйста, – взмолилась она, глядя на всех троих, – это же Рождество, мы не должны ссориться. Очевидно, между вами существуют проблемы, которые нужно решить, но мы же можем ради праздника объявить перемирие? Мы ведь должны веселиться.
– Нет.
Это сказал Генри, и все три женщины удивленно посмотрели на него.
– Нет, я не хочу, чтобы они притворялись, будто все в порядке – они всегда так делают и меня уже тошнит от этого, – продолжил он, обращаясь к бабушке и едва взглянув на родителей. – Если на них не нажать, они так ничего и не решат. Думаю, нам лучше уйти, оставить их наедине, чтобы они говорили или кричали или что им там нужно, чтобы во всем разобраться. Тогда, возможно, они перестанут себя вести, как полные дуры, и мы сможем вернуться утром и отпраздновать Рождество, как настоящая семья.
Реджина разинула рот, услышав выбранные сыном слова.
– Генри!
– Реджина, пожалуйста, просто… не бери в голову, – прервала её Эмма и, положив руку ей на плечо, остановила попытку Реджины отчитать их сына. Её голос звучал так, как будто она смертельно ото всего устала, и Реджина, откровенно говоря, устала тоже. Она просто не знала, что еще сделать, кроме как отругать сына за сквернословие; в данный момент только это имело для нее хоть какой-то смысл. – Хорошо? Просто не бери в голову. Он прав; мы ведем себя, как дуры, и все портим. Другого выражения и не подобрать.
Реджина молчала, поджав на мгновение губы, и, уставившись в пол, чувствовала, как краска стыда заливает лицо. Все это было чрезвычайно унизительно, и они с Эммой, продолжая скандалить, делали только хуже. Они вели себя, как дети. Генри был прав: это нужно было прекратить.
– Генри, мне… мне очень жаль, – сказала Реджина, пытаясь донести до него, что сожалеет о том, как её поведение расстроило его. Было нечестно наказывать его за проблемы, которые касались только их с Эммой.
– Хорошо, сожалейте ради бога, – ответил Генри голосом, в котором все еще была слышна злоба. – Но попытайтесь все-таки разобраться между собой, потому что если вас до сих пор расстраивает случившееся пять лет назад, то что-то здесь явно не так. Выясните, что именно, и тогда мы все вернемся, ладно? Таковы условия.
Перспектива застрять наедине с Эммой у нее дома совершенно точно не казалась Реджине таким уж замечательным способом времяпрепровождения. Однако меньше всего на свете ей хотелось, чтобы Генри разозлился еще сильнее, а кроме того, он был прав, ведь так? Все произошло пять лет назад, сейчас эти события уже не должны вызывать такой реакции.
Откуда же тогда она взялась?
========== Глава 5 ==========
В доме было слишком тихо.
Прошло двадцать минут с тех пор, как все ушли, и ровно столько же Реджина и Эмма демонстративно избегали друг друга, пытаясь дать себе время все осмыслить, перевести дух. Однако времени оставалось не так уж и много, а Эмме меньше всего хотелось, чтобы вражда между ними сорвала семейный праздник, поэтому, дав Реджине достаточно времени наедине с собой, она вошла в гостиную, где та, сидя в кресле, невидящим взглядом смотрела в окно.
– Выпей, – мягко предложила Эмма, подойдя и протянув Реджине стакан виски со льдом. Своего рода предложение мира. – Думаю, тебе не помешает.
Реджина подняла на нее глаза, сохраняя непроницаемое выражение лица, и медленно приняла напиток.
– Спасибо,– так же тихо ответила Реджина. Пока она отпивала виски, Эмма прошла к дивану и села, и какое-то время обе они просто сидели в тишине и пили.
Наконец Реджина первой нарушила тишину, тяжело и устало вздохнув:
– Это так унизительно, – мягко призналась она. Эмма поджала губы, уставившись в пол, ощущая, как чувство стыда накрывает и ее.
– Да, – согласилась она, и ее слова прозвучали еще тише. – Согласна. Такое не должно… просто не должно было произойти. Не таким образом, не перед всей семьей. Я не знаю, что случилось, раньше в присутствии других людей нам всегда удавалось держать себя в руках.
– Все потому, что мы привыкли оскорблять друг друга, когда никого нет рядом, дорогая, – ответила Реджина, сделав большой глоток. Обхватив ладонями стакан, Реджина взглянула на него и продолжила. –
Если задуматься, мы ни разу нормально не обсудили случившееся.
– Именно ты первая заговорила о том, что я тащу в койку всех подряд, Реджина.
Реджина усмехнулась, наконец, посмотрев на Эмму:
– Я всегда утверждала, что ты неразборчива в связях, Эмма, в этом не было ничего нового.
– Нет, но в утверждении, что я спала со всеми ними, только чтобы заставить тебя ревновать, было.
Реджина молчала какое-то время, просто разглядывая стакан в руках, и тишину нарушал только звук ударяющегося о его стенки льда.
– А это не так? – наконец спросила она. – Потому что тогда именно так все и выглядело.
– Что ты хочешь услышать? – спросила Эмма, чувствуя, как внутри все сжалось. – Мне было… мне, черт возьми, было так больно, Реджина; я пыталась забыть тебя любым возможным способом. Причина была во мне, не в тебе, – она помолчала немного и, стремясь к честности, примирению и прочей чуши, которая, без сомнения, только выставит ее еще более уязвимой, призналась, – но если ты ревновала, то это не так уж и плохо. Отчасти я желала причинить тебе такую же сильную боль, какую ты причинила мне. Но я, честно говоря, не думала, что тебе было до этого дело.