Пошарив по карманам Паша достал пропуск и демонстративно приложил его к стеклу, которое их отделяло друг от друга. Слизняк явно решил испытать свою судьбу и так медленно вчитывался в каждое слово, как-будто первый раз в жизни видел буквы.
- Колпаков на месте? - раздраженно спросил Паша хотя понимал, что этот уникум ничего ему не скажет.
- Я не могу разглашать такую информацию лицам младше по званию, чем Подполковник Колпаков. Даже если бы он был, тебе никто не разрешит стрелять, ты же у нас психологически травмированный. Мало ли, убьешь своего лучшего друга. - сощурив глаза ответил он, как бы смакуя каждое сказанное слово.
Не выдержав, Паша со всей силы ударил кулаком о защитное стекло, если бы оно было не бронировано то в ту же секунду разлетелось на мелкие осколки. Левин отскочил не ожидая такой реакции, лицо его побелело.
- Тебе повезло что ты как крыса находишься за стеклом, иначе клянусь, твой нос был бы сейчас как яйца - всмятку. И поверь, вся часть, да и весь город был бы мне благодарен за то что я немного исправил твою мерзкую физиономию. - сквозь зубы процедил парень сжимая кулаки и пытаясь этим себя контролировать. Ещё секунду, и Паша готов был открыть дверь, которая отделяла их друг от друга и вмазал бы Левину этим же кулаком по его мерзкой челюсти, пока не почувствовал как трещат его зубы.
- Громов.
За спиной Паши донесся низкий и явно недовольный голос Колпакова. В голове у парня проскочили сотни мыслей с надеждой, что он не видел и не слышал всей этой ситуации, иначе винтовки ему не ведать не год, а все пять лет которые ему пророчили психологи. Отдав воинское приветствие подполковник посмотрел на Пашу недовольным взглядом и махнул головой в сторону выхода, чтобы тот за ним проследовал, при этом ни разу не взглянув на Левина, который с победной ухмылкой стоял сцепив руки на груди.
- Громов, ты совсем страх потерял? Хочешь на губу поехать? - гневно сказал командир не сводя взгляд с подчиненного. Теперь точно стало ясно, подполковник Колпаков стал свидетелем своеволия Паши.
- Виноват, товарищ подполковник. - уверенно, глядя в глаза подполковнику, ответил парень. Его не душило чувство вины, наоборот, если бы не командир, Паша бы не остановился. Ему терять нечего.
- Я понимаю, что Левин тот еще тип. Но держи себя в руках. А если бы зашел кто-нибудь старше званием? Сегодня же в гауптвахту уехал.
В этом с Колпаковым нельзя не согласиться. Гауптвахта сама по себе перспектива так себе: стоять смирно по несколько часов в одиночной камере, когда даже лечь нельзя, изучать устав днем и ночью и всегда быть в помещении с включенным светом - это настоящая пытка для военнослужащих. Так что попасть на губу* это последнее чего бы хотелось военным в этой жизни.
- Валерий Семёнович, мне поговорить с вами надо. - поспешно, чтобы сменить тему, начал Паша. Со слизняком, он совсем забыл зачем так рано явился на работу.
- Ты знаешь мой ответ. Он будет таков же как и у всех в нашей части - стрельба запрещена до января. - строго ответил подполковник.
От услышанных слов, у парня начала закипать кровь, а в ушах стоит такой сильный звон что он эхом отзывается с каждым словом сказанным Колпаковым.
- Но... есть один вариант. - задумчиво продолжил Колпаков, явно заметив реакцию парня. Эти слова еще сильнее его ошарашили, чем предыдущие. На самом деле, подсознательно, он давно смирился что ему с концами запретят стрелять до января, даже на учениях. Но этот «один вариант» вселил в молодого человека просто нереальную надежду.
- Вариант? Какой? - нетерпеливо спросил Паша.
- Я вношу тебя в списки. Но, к винтовке ты притрагиваешься только тогда, когда я скажу. Если я узнаю или увижу, что без моего ведома ты стрелял - пять лет будешь обычным сержантом без доступа к оружию. Я понятно выразился?
В этот момент все краски жизни поменяли цвет палитры с чёрно-белый, на цветные.
- Так точно! - сказал Паша радостно, прикладывая руку к виску.
- Ну и отлично, работай.
Колпаков похлопал парня по плечу и направился к желтому зданию, где находился его кабинет. Возможно, только чувство адекватности и того, что Паше уже двадцать восемь лет, останавливало его от того, чтобы не начать прыгать и визжать от радости как девчонки.