Немцы оказались не простыми вояками из вермахта, а эсэсовцами, одетыми в их традиционные маскирующие балахоны типа «дубовый лист». Ну и заряжены по части мотивации они были соответственно. Ещё бы, в СС брали только идеологически расово правильных граждан Рейха.
Лейтенант Евдокимов и рядовой Авдеев, который был лет на десять старше лейтенанта, но из-за своего характера таки застрял в рядовых, залегли в небольшом овражке, укрываясь от автоматного огня. Периодически они, по очереди выглядывая из-за края овражка выдавали короткую очередь из своих ППШ.
- Тв@ри! Совсем зажали! – ругался Авдеев.
Стрельба короткими очередями, русский мат, немецкие команды раздавались по обе руки от лейтенанта. Вот громыхнула одна граната – кто-то закричал, по-русски. Вот, другая – уже послышались бодрящее немецкое «Granate!» и обычное «Scheiße!»
- Упёртые г@ды! – Авдеев выпустил короткую очередь по кустам и вновь укрылся в овражке
В этот момент сухой треск немецкого МП-40 раздался совсем рядом, и сверху на них посыпались куски коры и листья, а потом упало что-то тяжёлое.
Лейтенант смотрел на упавшую немецкую гранату. Он понимал, что не успеет до неё дотянуться.
Зато Авдеев был ближе и среагировал быстрее. Он подхватил упавшую рядом с ними гранату, и замахнулся, чтобы бросить её обратно, так сказать вернуть посылку отправителю. Да только… да только так и замер. Держа в замахе руку с немецкой гранатой.
Лес замолчал. Будто ватой заложили уши, барабанные перепонки неприятно затрещали. Евдокимов даже затряс головой. Деревья замерли, ни один листочек не дёрнулся, а птицы замолчали. И какое-то свечение что ли, изменились оттенки всего вокруг.
В воздухе запахло озоном, хотя погода ни разу не намекала на грозу, был ясный летний день. Что это может быть?
Что-то новенькое, с таким он ещё не сталкивался. Евдокимов попробовал выглянуть из-за кочки, за которой укрывался от огня эсэсовцев. Всё было какое-то не правильное, как будто он попал в сон, в котором каждое движение даётся с трудом. Ведь даже когда он выглянул, чтобы осмотреться, голова нещадно закружилась, а к горлу подкатил ком.
Евдокимов взглянул на Авдеева, но тот абсолютно не реагировал на происходящее. Лейтенант осторожно помахал рукой перед открытыми глазами рядового, но тот даже не моргнул.
- Что за чёрт! – прошептал он.
Слева зашевелилась листва и из зарослей показались несколько темных фигур. Четыре человека в мешковатых костюмах, как определил на глаз лейтенант, из тёмно-серого, почти чёрного брезента. Нет, больше всего это было похоже на резину.
Такие же тёмные сапоги, на руках перчатки, а на головах противогазы. Таких моделей Евдокимов ещё не встречал, но это точно были противогазы, которые, как ни крути, всегда имеют общие составляющие: защитные стёкла и фильтр. Только здесь фильтры были другими, да и стёкла совсем не такими круглыми, к каким привык Евдокимов.
Никаких знаков различия он не заметил. Кто это, нацисты? Американцы? Англичане? И почему они так выглядят?
А вот оружие издали напоминало немецкий МП-40, но присмотревшись – при этом напряжение глаз вызвало очередной приступ тошноты – лейтенант понял, что схожими они кажутся только издалека.
Магазин слегка изогнут, прицел в виде кольца, ещё какое-то дополнительное навершие, поблескивающее стеклом. Если это такой оптический прицел, то Евдокимов таких ещё никогда не видел. Приклад. И вообще оружие выглядело более массивным по сравнению с МП-40.
На головах каски чем-то похожие на немецкие, но всё-таки другие, и жилет поверх основной одежды, на котором крепились, как решил лейтенант, дополнительные обоймы и гранаты.
Лейтенант почувствовал какое-то движение под гимнастёркой в районе груди, будто под одежду пробрался крупный жук и ползает там. Что-то пощипывало кожу в районе грудной клетки.
Год назад он лечился в госпитале после ранения. Так себе ранение, если честно, но его отправили лечиться. И познакомился он там с одной сестричкой, которая уж так ему запала в сердце, что слов описать нет. Как-то сбежал из палаты, нарвал васильков и лютиков и вручил ей, подкараулив за углом госпиталя.
Да только в неё разве что главврач влюблён не был, но в силу возраста относился к ней скорее по-отечески. Как только на входила в палату солдаты приободрялись, и даже самым, казалось бы, безнадёжным снова хотелось жить.