Начал Рафаэль. Произошло это в тот вечер, который они провели вместе. Заговорил он с ней со своей обычной непринужденностью. Но Женевьева понимала, что это не были слова, брошенные на ветер. Не впервые проводили они время вместе. Но в этот раз инстинктом или разумом он почувствовал, что настал подходящий момент.
Она нравилась ему. Ее приданое и общественное положение отца также производили впечатление на Рафаэля. Ни одна из многих девушек, за которыми он до сих пор ухаживал, не вызывала у него желания связать с ней свою судьбу. Ему скоро должно было исполниться тридцать пять лет, и он чувствовал, что следовало бы положить конец холостяцкой жизни. По совести говоря, расчет лишь в малой степени влиял на его увлечение Женевьевой. По всей вероятности, он женился бы на ней и в том случае, если бы у нее не было ни единого гроша. Но у нее было состояние, семья с видным общественным положением. Почему бы это мешало ему полюбить ее? Рафаэль и в самом деле любил Женевьеву. Он пришел к этой мысли совершенно трезво. Да и помимо всего ему льстило, что она отклонила притязания всех других: Бютеля, Марсана и даже Франкони (до его брака). Таким образом, для него бы это было успехом вдвойне. И теперь Рафаэль носился с этой мыслью, так как Женевье-ве, казалось, тоже нравится его общество.
Частые посещения спортивных площадок придали молодой девушке непринужденность в обращении с мужчинами, и она никогда не отказывалась встречаться с Рафаэлем, сопровождать его. Он обворожил ее. В этом нет сомнения. Надо кончать. Он должен был решить: сделать из нее свою любовницу или просить ее руки. Рафаэль решился на последнее. Конечно, в тот вечер он, как водится, поцеловал ее. Разве не был он первым человеком, первым мужчиной, который поцеловал ее в губы? Но тайный инстинкт подсказывал ему что она не из тех девушек, которых легко завоевать. И не в том дело, что Женевьева не способна была отдаться, если бы ею овладело очень сильное чувство. Но хорошо знавший женщин Рафаэль понимал, что у Женевьевы не было такого чувства к нему, хотя он и нравился ей. Наверное, даже ее мысли были заняты им, в чем Рафаэль не сомневался. Он знал также, какое дружеское чувство, несмотря на частые стычки, она испытывала по отношению к Жану Гренье. Но этот скромный, неловкий парень не мог быть опасным соперником. Нельзя равнять его с Рафаэлем, который обладал тем преимуществом, что знал цену своему обаянию. Ведь Рафаэль по возрасту был уже мужчиной, тогда как Жан оставался еще мальчишкой.
Музыка и шампанское развязали ему язык. Произошло это совершенно естественно, во время беседы. Постепенно от острословия он перешел на испытанный задушевный тон.
— Вы, должно быть, знаете, Женевьева, что комитет наметил вас для поездки в Австралию?
Она знала об этом, но еще сомневалась.
— Вы думаете, что поездка состоится, если наши мужчины проиграют полуфинал Кубка?
— Никакой связи. Контракты подписаны. Вас ждут там. Вас и мадам Фране. Нас просили послать еще третью. Так или иначе, если вы согласитесь, то поедете.
Она зарделась от радости:
— Конечно! Тем более что я — номер первый!
— И что я сопровождаю вас,— сказал он, вызывая ее на ответ. Ей это не приходило в голову. Она сказала:
— Можете представить, как я счастлива! Благодаря вам меня будут лелеять. А я и не знала, что руководить командой будете вы!
— Я пошел на это... — сказал он, понизив голос,— ради вас.
Они танцевали. Она немного отстранилась от него, потом решила превратить все в шутку и засмеялась:
— Я вас не боюсь!
Он посмотрел на нее взглядом, который, по его желанию, мог становиться таким честным. Впрочем, может быть, Рафаэль и был искренен:
— Вам нечего меня опасаться. Вы хорошо знаете, чем являетесь для меня! Только...
— Только? — кокетливо спросила она.
— Только не требуйте от меня того, что свыше моих сил!
— Послушайте, ведь вы все же не влюблены в меня?
Он потряс головой:
— Нет конечно. Я просто люблю вас!
Оба умолкли до самого конца танца. Вернувшись к столику, они сидели молча, пока музыка не заиграла снова. Тогда — то ли расчет, то ли случайность, это было танго — он продолжал:
— Женевьева, незачем больше хитрить! Ничего не поделаешь. Вам известно, что обо мне говорят? Так вот, ничего такого никогда не было. Ничего, что вы можете мне дать. Мне кажется, мы могли бы соединить наши жизни, понимать друг друга. Я хорошо зарабатываю и могу вам создать в известном смысле хорошую жизнь. Я смогу быть всегда с вами. А главное — не мешать тому, что, я знаю, является для вас призванием и чему мог бы помешать другой мужчина...