- Почему не можешь?
- Не могу - и всё. Тайна!
- Тайна? - шёпотом переспросил я. Это слово я всегда произносил шёпотом. - Здесь тайна?
- Да вот, представь себе. Здесь, в Белогорске.
- И ты из-за неё не можешь уехать?
- Не могу.
Я позавидовал Саше: у него была тайна! И, наверное, очень важная, если из-за неё он отказывался от дальнего путешествия. Чтобы я больше ничего не выведывал, Саша тут же заговорил о другом.
- Ты, Олимпиада, кормила Бергена? - с напускной строгостью спросил он.
Я помимо воли улыбнулся:
- Олимпиада!..
- Чего зубы скалишь? - разозлился Саша. - Ничего нет смешного. Пьесы Островского никогда не читал? У него там Олимпиады на каждом шагу.
- Я читал Островского. И даже в театре смотрел.
- Ой, ты небось каждый день в театр ходишь? - воскликнула Липучка, которая совсем не обиделась на меня.
- Не каждый день. Но часто…
- Ты и в Большом был?
- Был.
- Ой, какой счастливый! Ты небось и книжки все на свете перечитал? У вас ведь там прямо на каждой улице библиотеки!
- Да… читаю, конечно…
Только-только я стал приходить в хорошее настроение, как Липучка всё испортила:
- Ой, ты небось отличник, да?
И почему ей пришёл в голову этот дурацкий вопрос? Я только и мог неопределённо пожать плечами.
- Я так и думала, что ты отличник!
А Саша всё хмурился. «Наверное, хвастунишкой меня считает, - подумал я. - Но ведь я ничего определённого не сказал. Я только пожал плечами - и всё. Это же Липучка раскричалась: «Отличник, отличник!» А почему я, в самом деле, должен срамиться и всем про свою двойку докладывать?»
- Ясное дело, у них там отличником быть ничего не стоит, - мрачно сказал Саша. - Все книжки перечитаешь, пьесы пересмотришь - и сразу всё знать будешь. Даже в учебники лазить необязательно.
От Сашиных слов мне почему-то захотелось нагнуться и получше разглядеть камешки под ногами.
- Ну ладно, - сказал Саша. - Давайте плот строить.
Он объяснил, что мы скрепим все балки и брёвна поперечными досками, перевьём их проволокой, приколотим ящик, из которого он, Саша, будет нами командовать, и спустим плот на воду.
- Ты работать умеешь? - сердито, будто заранее сомневаясь, спросил Саша.
- А чего тут уметь? Подумаешь, дело какое!
Тогда Саша приказал мне укоротить два берёзовых бревна, которые были гораздо длиннее других.
- Чтобы не выпирали, - объяснил он и принялся доламывать старую калитку, на доски её разбирать.
Я взял топор, закинул его обеими руками за правое плечо и что было силы хватил по краю бревна. Но бревно от этого не укоротилось, а треснуло где-то посередине и раскололось.
- Эх, ты! - с презрением произнёс Саша. - Разве это топором делают? А пила зачем? Целое бревно испортил!
Даже Липучка смотрела на меня так, что я понял: она не только восторгаться умеет и своё знаменитое «ой» по-разному произносить.
- Ой! - насмешливо сказала она. - Топор держать не умеет! Дрова, что ли, никогда не колол?
- А зачем ему колоть? - за меня ответил Саша. - У них там в квартирах и газ и паровое отопление… Что угодно для души! А ещё кричал: «Путешествовать, путешествовать!» На экскурсии тебе ездить, а не путешествовать!
«Я ПРИЕХАЛ! ПРИЕХАЛ!»
Когда мы возвращались с реки, холм уже не был зелёным. Да и весь городок можно было назвать скорее не Белогорском, а Темногорском. Дорога показалась мне гораздо длиннее и круче, чем утром. Я подумал, что летние дни очень долгие и, раз уже успело стемнеть, значит, совсем поздно. Вдобавок ко всему у меня что-то перекатывалось в животе и неприятно посасывало под ложечкой.
За целый день я съел всего два немытых горьких огурца и кусок чёрствого чёрного хлеба. Всё это хранилось у Саши в зелёном шалаше. Один раз Саша сбегал в город и принёс оттуда миску горячего супа, но отдал её шпицу Бергену. А нам с Липучкой он не дал супа, потому что мы, по его словам, должны были тренировать свои желудки и закаляться, как будущие моряки.
- Ну да, «закаляться»! - ныл я, с завистью поглядывая на шпица Бергена, который шумно лакал из миски дымный, пахучий суп. - Если бы далеко поплыли, тогда другое дело! А то здесь, поблизости, будем крутиться. Зачем же нам закалка?
«Сам небось наелся в своё удовольствие, когда шпицу за едой бегал!» - так я со злости думал о Саше, поднимаясь на холм и от голода чувствуя слабость в ногах. Что бы сказала мама, если б узнала про сегодняшний день! Ведь она сколько раз повторяла: «Ты должен поправиться, ты должен поправиться! И ешь в одни и те же часы - это самое важное!» Слушая мамины слова, я только усмехался, а вот сейчас я почувствовал, что есть вовремя - это, может быть, и не самое важное дело, но, во всяком случае, очень существенное.