— Ты зачем сюда пришёл? — говорит ему Филя. — Я же тебе сказал, что я вправо пойду, я, а не ты, а тебе нужно было там выходить, где мы с тобой встретились. Ну раз уж ты пришёл сюда, выходи здесь, а я на старое место вернусь, там попью.
Вернулся Филя, наклонился над водой, смотрит, а тот медвежонок, что в речке был, тоже сюда пришёл.
— Экой ты непонимайка, — сказал ему Филя. — Ну зачем ты сюда пришёл? Я же тебе сказал, что я на старое место пойду, я, а не ты, а ты пришёл зачем-то. Но уж коли пришёл, здесь выходи, а я пойду на пенёчке посижу, подожду тебя. Я попить успею.
Отошёл Филя от речки, сел на пенёк, сидит, ждёт, когда глупый медвежонок из воды выйдет, а он всё не выходит и не выходит.
— Опять, — говорит Филя, — поди, напутал чего-нибудь, не так меня понял. Может, он ждёт, когда я попью, чтобы потом вылезти. Ладно, так и быть, попью я.
Слез Филя с пенёчка, подкосолапил к речке, наклонился с берега, смотрит, а из воды глядит на него всё тот же медвежонок и губы красным язычком облизывает.
— Опять ты здесь, — удивился Филя. — Такая большая речка, а мы с тобой разойтись не можем. И всё потому, что ты — глупый, не понимаешь меня… Ну вот что, ты выходи, а я домой пойду. Слышишь? Домой пойду. День большой, успею ещё попить, по тропинке к берлоге и хвалил самого себя:
— Правильно я сделал, что ушёл. Не уйди я, этот глупый медвежонок ещё утонет, задохнётся в воде. От глупых, от них, говорят, всего ожидать можно.
Жили по соседству два медведя — медведь Спиридон и медведь Лаврентий. У медведя Спиридона всегда для всех двери открыты. Всех он привечает, всех угощает.
— У меня, — говорит, — есть, значит, у всех есть. По-следнее отдам. А если у меня нет, то уж не судите: и рад бы последнее отдать, да отдавать нечего — у самого нет.
И как говорил, так и делал. Добудет что, половину сам съест, а половину знакомым раздаст. На следующий день опять добывать идёт. Смеётся, бывало, над ним медведь Лаврентий:
— Не экономный ты какой, Спиридон. Не раздал бы вчера своего барана, он бы тебе сегодня как пригодился: не надо было бы никуда ходить. Лежал бы себе в берлоге да почёсывался, как я вон. Ты же не солнце, всех не обогреешь.
Да, медведь Лаврентий, тот совсем иначе жил. Никогда никого не привечал, никогда ничем не делился. Скуповат был.
— Всё, что есть у меня, — говорил он, — это моё. Сегодня мне не надо, а завтра, может, и пригодится. Не одним днём живём. Смекать надо.
И в другом разнились медведи. Медведь Спиридон, тот ух какой уважительный был. Позовёт его кто помочь, никогда не откажет. И работает всегда на совесть. А медведь Лаврентий, тот нет, тот зря силу свою не расходовал.
— Я лучше, — говорит, — в берлоге полежу или в речке покупаюсь. Моя сила мне самому сгодиться может.
Да-а, легко жил медведь Лаврентий, ничем не отягощал себя. Медведь Спиридон даже позавидовал ему однажды. Пришёл и попросил:
— Научи меня жить по-твоему. Я сметливый, быстро всё схватываю. Устал я немного от доброты своей. Отдохнуть хочу.
— То-то, — похлопал его по плечу медведь Лаврентий. — Говорил я тебе, что ты — не солнце, всех добротой своей не обогреешь. Да оно и солнце-то не для всех одинаково: сидишь под ним — солнечно тебе, в тень зашёл — тенисто… Одумался, значит? Ну идём. Поживёшь со мной, научишься, как жить надо, чтобы тебе всегда хорошо было.
Первым делом сходили они на деревню, принесли по барану. Одного съели, а одного на завтрашний день оставили.
— Завтра уж не ходить нам, поваляться, побездельничать можем, — сказал медведь Лаврентий, садясь на завалинку. — С запасцем, брат, жить надо, а не так, как жил ты: приходите, я добрый.
— Неопытный был, не понимал, — сказал медведь Спиридон, садясь с ним рядом. — Теперь вижу: лучше так, как ты живёшь. Точно, приберегать надо.
Мимо Волк по тропинке шёл, печальный-припечальный. Окликнул его медведь Спиридон:
— Ты что идёшь не идёшь — голову повесил?
— На деревню ходил, не добыл ничего. Чем детей сейчас кормить буду, ума не приложу. А у меня ведь их пятеро.
Посочувствовал ему медведь Лаврентий:
— Да, плохо это, когда есть нечего.
— Чего уж хуже, — сказал Волк и посмотрел на медведя Спиридона полными слёз глазами.
Жалко его стало медведю Спиридону. Никогда он не видел, как волки плачут. Расчувствовался, говорит:
— Давай, Лаврентий, выручим его. Он, Волк-то, в нужде, ему помочь надо. У нас — есть, у него нет, а у него — дети. Давай поделимся.
Покряхтел медведь Лаврентий. Не хотелось ему припрятанного барана отдавать Волку, но ведь не скажешь теперь, что у тебя нет его, когда сосед выдал. Вынес из берлоги барана, отдал Волку.