Даниил подошел к девушке, положил руку на плечо и продолжил допрос. Она отвечала медленно и четко, вопросы задавались в разных комбинациях, перефразировались неоднократно, но ответы не менялись – девушка говорила правду. Особенно подробно говорили о детстве матери, но ничего путем не накопали.
– Пожалуй закончим. Таня! – Окликнул Даниил девушку. Та чуть качнулась на стуле. – Вам плохо?
– Да, голова закружилась. Но уже все хорошо. Вы закончили? – Девушка выглядела чуть усталой, но спокойной. И это было хорошо.
Васильеву пришлось отпустить, и она ушла практически довольной, за ничего не значащий разговор получить три сотни налом, это совсем не плохо.
Антон просмотрел разговор в записи, психолог подтвердил, что девушка нигде не лгала, и прямой связи у неё с Денисовым нет. Но почему же его величество Дальневосточный Тигр так изменился в лице, когда её увидел? И вообще, на неё ли он среагировал? Он чувствовал, что надо искать дальше.
Макса с командой отправил на квартиру к Татьяне, осмотреть все детально, мало ли. И тут был первый успех, парни привезли копию фотографии матери Татьяны, видимо висевшую раньше на доске почета, поскольку снизу была надпись, с полной должностью, фамилией и отчеством. Так вот, мать – Смирнова Наталья Олеговна, заслуженный работник рыбной отрасли и герой труда, на фото была точь-в точь её дочь Татьяна.
По возрасту женщина была немного старше Денисова, но это уже была ниточка. Если Сам был привязан к этой женщине, так что среагировал на внешность дочери, то его можно будет словить на эту слабость, по-любому, он не сможет отказать дочери подружки в помощи. В голове Антона начал зреть план, но важны были все детали, поэтому в Екатеринбург поехали Макс и его ребята.
А сам Антон стал обсуждать проблему по защищенной линии, с тем, кто являлся его компаньоном и другом. Ушло пару часов, в общих чертах интрига сложилась.
Глава 4
«Сам» – Анатолий в это время сидел в кабинете в номере отеля, листая страницы проекта договора, и просчитывая возможные уступки. То, что в бизнесе принесет прибыль, не принесет политического веса, и балансировать между двумя ипостасями было привычно, но утомительно.
Адамс принес отчет – девушку из аэропорта уже вовсю обрабатывали конкуренты. Да, она дочь Смирновой Натальи, той уже нет в живых. Отца у девушки тоже нет, живет одна. Стандартная ситуация – институт, ипотека, безденежье, и потому странный выбор професии.
Он прикрыл глаза, и вспомнил вчерашнюю девушку-уборщицу. Опять подумал, что нужно её найти. Теперь он был почти уверен, что это дочь Таси, но сон сбивал с толку. Он видел Тасю, когда ей было пятнадцать, а девушка во сне была лет 25-ти, может 30-ти, как и вчерашняя уборщица. Но почему не воспоминания, а именно этот взгляд так рвет душу?
«Тася, Тася, почему же ты пропала тогда и так не объявилась после?»
Он вспомнил их первое знакомство – его, сопливого пацана, опека наконец-то отдала бабке, и они переехали из отдельного коттеджа в затрапезный барак на окраине города. Все вокруг было чуждым – бедные, грубые и плохо одетые люди, пьянки и отсутствие санузла. Барак был длинным двухэтажным деревянным зданием, с печным отоплением, длинным коридором и комнатами по обеим его сторонам. В их комнате была печка-голландка с плитой, где бабка варила вечные «шти», продавленный диван и бабкина кровать. Шкаф, старинный комод и круглый стол под плюшевой скатертью. Он так и не узнал, куда делись деньги за проданный коттедж, почему они, уезжая не забрали никакой мебели, просто в один день бабка привела его сюда, с небольшим чемоданчиком одежды, и все.
Пацанва первое время звала его «красивым», но вскоре его одежда стала мало отличаться от их тряпок, он научился драться, курить за углом школы, таскать табак и сигареты у соседей-алкашей, и стал своим, пусть не в доску, но все ж.
Но тот, первый день, когда пацанва натравила на него дворового пса, навсегда остался в его памяти. Он до сих пор глубоко в душе боялся собак, особенно кавказских овчарок, настолько жива в памяти пасть с желтыми зубами, рычащая ему прямо в лицо, и он, лежащий под ней на земле, от испуга даже не закричавший.
Кавказец, по кличке Шторм, был собственностью дяди Феди, одноногого пенсионера-алкоголика. Жил пёс во дворе, кормили его все, кто мог, больше из страха. Поскольку хозяин регулярно «воспитывал» пса свои деревянным протезом, снятым с ноги, пес был злобен и чумоват. Он выполнял команды любого, кого знал по двору, и кто поманил его куском колбасы. Пацаны любили травить его командой «фас» на любого, забредшего случайно на их улицу, будь то цыгане, воровавшие все подряд, до участкового, который каждый раз обещал пристрелить дурного пса.