Не все верили в это, но никто не осмеливался преступить запрет, бросив вызов богам.
— Ступай, — сказал стражник, толкнув Илию древком своего копья. — Погубивший ребенка заслуживает злейшей из казней.
Илия переступил запретную черту и начал подниматься по склону. А когда смолкли за спиной яростные крики акбарцев, присел на камень и заплакал, подумав, что с того памятного дня в мастерской, когда окутала его тьма, пронизанная мириадами искр, он неизменно приносит своим ближним одни несчастья.
Бог Единый потерял в Израиле своих приверженцев, а культ финикийских богов теперь, наверное, укрепился. Еще в первую ночь, проведенную на берегу Хорафа, Илии пришло в голову, что Господь избрал его, чтобы сделать мучеником, как избирал прежде многих других.
Но нет: Господь послал ему тогда зловещую птицу ворона, и тот приносил ему пищу, пока не пересох Хораф. Почему ворона, а не голубку? Почему не ангела? Быть может, все это было всего лишь бредом человека, у которого от зноя помутилось в голове? Или попыткой унять страх? Илия теперь уже ни в чем не был уверен. Быть может, Зло избрало его своим орудием? Иначе почему Господь приказал ему идти в Акбар, а не вернуться в Галаад и покончить с Иезавелью, причинившей столько горя Его народу?
Да, в ту пору он чувствовал себя трусом, но продолжал исполнять то, что было велено. Он как мог старался ужиться с этим странным народом, чьи обычаи и нравы были так отличны от израильских. И вдруг, когда ему стало казаться, что он исполняет предназначенное ему, — умер сын вдовы.
«Почему же я?»
Он поднялся, прошел еще немного и оказался в тумане, окутывавшем вершину горы. Он мог бы воспользоваться его непроницаемой пеленой и сбежать — но что толку? Он устал убегать и знал, что все равно не сыщет свое место в мире. Даже если сейчас ему удастся скрыться, он перенесет тяготеющее над ним проклятье в другой город, и там разразятся новые бедствия. Куда бы он ни пошел, тени мертвых всюду последуют за ним. Лучше уж смириться, пусть вырвут у него сердце, пусть отсекут голову.
Он снова присел. Густой туман клубился вокруг. Илия решил выждать немного — пусть люди внизу думают, будто израильтянин поднялся на вершину горы. Потом он вернется в Акбар и сам предаст себя в руки палачей.
«Огнь небесный». Многие погибли от него, хотя Илия сомневался, что именно Господь насылает его.
В безлунные ночи его вспышка пересекала небосвод, исчезая так же внезапно, как появлялась. Быть может, он испепелит его. Быть может, дарует смерть, мгновенную и легкую.
Настала ночь, и туман рассеялся. Стала видна равнина внизу, и огни Акбара, и факелы, освещавшие лагерь ассирийцев. Стал слышен лай собак. Донеслась песня, которую пели воины.
— Я готов, — сказал себе Илия. — Я согласился с тем, что стал пророком, и старался исполнять свое предназначение как можно лучше. Однако потерпел неудачу, и теперь Господу нужен другой.
В этот миг свет коснулся его.
Огнь небесный!
Луч меж тем лежал у него на лбу. И некий голос произнес:
— Я — ангел Господень.
Илия упал на колени, а потом пал ниц.
— Я уже видел тебя прежде и исполнял твои повеления, — промолвил он, не поднимая головы. — И оттого, куда бы ни лежал мой путь, всюду сеял я лишь горе и несчастья.
Но ангел сказал так:
— Когда вернешься в город, трижды попроси, чтобы мальчик ожил. И на третий раз Господь услышит тебя.
— Ради чего мне это делать?
— Ради величия Божьего.
— Даже если Бог сотворит чудо, я уже сомневаюсь в себе. Я недостоин своего предназначения.
— Всякий вправе усомниться в своем предназначении и вправе время от времени покидать свою стезю. А вот забыть ее он не может. Лишенный сомнений в себе — недостоин, ибо слепо верит в свои дарования и свершает грех гордыни. Блажен тот, кому случается переживать мгновения нерешительности.
— Ты же видел, как я только что сомневался даже в том, что ты послан Богом и говоришь от Его лица.
— Ступай и исполни то, что я говорю.
Много времени прошло, пока Илия спускался по склону. Стражники ожидали его у жертвенников, но горожане уже вернулись в Акбар.
— Я готов к смерти, — сказал он. — Я повинился перед богами Пятой горы, а они велели, чтобы я, пока моя душа не рассталась с телом, пришел в дом вдовы, принявшей меня, и попросил ее сжалиться над моей душой.