Филип. Ах… (Такой звук издает боксер, получив сильный удар в живот.) И вот этим мы занимаемся. Знаешь, какое дурацкое название у нашего ремесла? «Контрразведка». Тебя это никогда не бесило?
Антонио (просто). Нет.
Филип. А меня давно уже бесит.
Антонио. Так ты же недавно в работе.
Филип. Двенадцать проклятых месяцев, парень, и это только здесь. А прежде – на Кубе. Бывал на Кубе?
Антонио. Да.
Филип. Там-то я во все и втянулся.
Антонио. Как это получилось?
Филип. Ну, люди начали неосмотрительно мне доверять. И наверное, именно эта неосмотрительность заставляла меня оправдывать их доверие. Ничего мудреного, просто – оправдывать, до какой-то степени. Со временем доверие возрастает, и ты справляешься. А потом, знаешь, сам начинаешь верить в это все. В конце концов, даже любить – наверное. Вот чувствую что-то, а объяснить не могу.
Антонио. Ты славный парень. Ты хорошо работаешь. Все в тебя верят.
Филип. Даже слишком. А я устал, извелся до чертиков. Знаешь, чего мне хочется? Никогда, до конца моих дней, больше не убивать – без разницы, кого и за что. Я хочу, чтобы мне никогда больше не приходилось врать. Хочу, просыпаясь утром, знать, кто лежит рядом со мной. Хочу просыпаться в одном и том же месте неделю подряд. Хочу жениться на девушке по имени Бриджес; ты ее не знаешь, но все равно позволь произносить при тебе ее имя, оно мне нравится. И я хочу жениться, потому что в целом свете не найти таких длинных, гладких и стройных ножек, как у нее; и я не могу не слушать ее, когда она мелет чепуху. И как бы мне хотелось увидеть наших детей…
Антонио. Это не та высокая блондинка с корреспондентом?
Филип. Не надо так о ней говорить. Она тебе не просто высокая блондинка с каким-то там корреспондентом. Она – моя девушка. Если я заболтался и отнимаю твое драгоценное время, так и скажи. Знаешь, я – весьма необычный тип. Владею и английским языком, и американским. Родился в одной стране, вырос в другой. Этим и зарабатываю на жизнь.
Антонио (успокаивающим тоном). Я знаю. Ты утомился, Филип.
Филип. Вот сейчас я говорю по-американски. И та же самая история – с моей Бриджес. Правда, я не уверен, что она умеет говорить по-американски. Понимаешь, она обучалась английскому в колледже, у какого-нибудь заштатного книжного лорда, но знаешь, что самое забавное? Мне нравится ее слушать. О чем бы она ни говорила. Что-то я совершенно размяк. Надо же, с самого завтрака в рот ни капли не брал, а чувствую себя пьянее пьяного; не к добру это. Mi coronel, как по-твоему: это нормально, если один из оперативников так размякнет?
Антонио. Тебе нужно прилечь. Ты переутомился, Филип, а впереди еще много работы.
Филип. Точно. Я переутомился, а работы впереди много. У меня встреча в «Чикоте» с одним camarada по имени Макс. Много, много еще работы, я не преувеличиваю. Макс, которого вы, наверное, знаете, и который обходится без фамилии: сразу ясно, насколько это выдающийся человек, не то что я – как с самого начала был Филиппом Роулингсом, так и остался… Ну, то есть не слишком с тех пор продвинулся… О чем я?
Антонио. О Максе.
Филип. Макс? Да, верно. Макс. Вообще-то он задержался на день. Недели две крутился, или курсировал, в фашистском тылу. Это его специальность. Он так говорит – и не врет. А я – вру. Только не сейчас. Да что там, я дико устал, и меня от моей работы с души воротит, и я весь на нервах, как сукин сын, потому что я себе места не нахожу, а такое со мной нечасто бывает.
Антонио. Дальше. Возьми себя в руки.
Филип. Он говорит – в смысле, Макс говорит, – и где его только черти носят, этого Макса, хотел бы я знать, – что вычислил одно место, наблюдательный пункт, понимаешь? Оттуда смотрят, куда падают снаряды, и при неправильном попадании – сообщают. Это один из таких вот пунктов. И он говорит, что там бывает немец, командир артиллерийской части, которая обстреливает город, а с ним еще – чудный политик. Прямо-таки экспонат для музея. Он туда тоже приходит. И Макс полагает – а по мне, так он спятил, но ему все-таки виднее… Я соображаю быстрее – он думает лучше… Что мы можем накрыть эту парочку. Слушай в оба, mi coronel, и сразу поправь меня, если что. По-моему, это все слишком романтично звучит. Но Макс говорит – а он у нас немец и очень практичен, и для него сходить в тыл фашистов намного проще, чем нам побриться, к примеру… Он утверждает, что все должно получиться. Вот и я надумал… Я сейчас совершенно как пьяный, притом, что давно не пил… Может, пока, на время, приостановить остальные проекты, над которыми мы работаем, и попробовать раздобыть обоих? От немца, по-моему, проку не будет, разве только обменять его потом на кого-нибудь ценного, ну и Макса это вроде бы радует. Спишем на патриотизм, ага? Зато если притащим второго – вот добыча-то будет, mi coronel. Это очень, очень ужасный человек. Я серьезно: ужасный. Видишь ли, он работает вне города. Но знает тех, кто в городе. Найди способ разговорить его – и ты тоже узнаешь, кто в городе. Потому что все они – с ним на связи. Я слишком много болтаю, да?