Расчёт Базеля был прост и эффективен. Стабильная прибыль только укрепляла веру в собственные силы и счастливое безбедное будущее. Мияра забеременела во второй раз. Ещё пару лет, и собранных денег хватило бы на покупку торговой лавки.
Но все надежды и мечты в одно мгновения разбились вдребезги, подобно хрупкому кувшину с драгоценной водой, опрокинутому неаккуратным мальчишкой.
Как обычно Базель возвращался из Факра с редкими товарами. Но на этот раз Керул встречал его не крепкими семейными объятьями, а жестокой неотвратимостью страшного известия: Мияра умерла при родах.
Новорожденный Иям, маленький Эмиль и их безутешный отец остались одни посреди навсегда опустевшего для них Керула. Потускневшая жизнь Базеля стала ежедневной борьбой с отчаянием и неизбежной нищетой: накопленные деньги уходили слишком быстро, а вести полноценную кочевую торговлю, покуда Иям не повзрослеет и не сможет пересекать пустыню вместе с отцом и братом, было попросту невозможно.
Базель не сдался. Он обучил своих сыновей всему, что было необходимо для выживания в пустыне, и как только они достаточно окрепли, осиротевшая семья отправилась в свое первое путешествие по Акхасу.
Много дорог минуло с той поры, и теперь, заблудившись в лабиринте бесчисленных дюн, Базель отказывался верить в то, что все пережитые невзгоды были напрасны, и он с сыновьями так запросто сгинет в бескрайних Акхаских песках.
Он продолжал без устали взбираться на крутые склоны надменных барханов, всё ещё надеясь выбраться из этого песчаного плена.
IV
«Однажды Иллай просто свалится замертво посреди пустыни, и тогда уже ни я, ни его упорство не сможем ему помочь», – размышлял юный Базель во время очередного перехода через Акхас. – «Больше нельзя скрывать это от родителей. Прости, Илла, сегодня я расскажу обо всём отцу, так будет лучше для тебя».
Уверив себя в том, что поступает правильно, Базель стал ждать подходящего момента для разговора.
В тот день выдался редкий случай, когда они шли через пустыню не всей семьёй – мать осталась в Неру распродавать специи, которые плохо разошлись в традиционные рыночные дни проходящим мимо караванам.
Спустя несколько часов после начала перехода Иллай по обыкновению занемог и не в силах держать темп отцовской ходьбы начал отставать. Базель решил воспользоваться моментом и, не сбавляя шага, как он обычно делал, чтобы поддержать брата, поравнялся с отцом.
– Отец, я должен тебе кое-что сказать… – неуверенно начал Базель.
– Так говори, чего же ты медлишь? Акхас медлительных не терпит, – отрывисто произнёс отец.
– Как раз об этом я и хотел поговорить, – боязливо оборачиваясь на отставшего брата, продолжал Базель.
Отец смерил младшего сына нетерпеливым взглядом, но промолчал, ожидая, что же тот ему всё-таки скажет.
Напряжённую тишину прервали внезапные порывы неукротимых пустынный ветров. То и дело они поднимали в воздух миллионы песчинок и обрушивали на беспомощных путников нещадный песчаный шквал.
Скрыв за плотными тканями лица, семья смиренно ждала окончания вспыхнувшей бури. Базель же в это время пытался побороть ненастье внутри себя и собирал силы для решающего разговора.
V
Ночи в Акхасе были гораздо страшнее и опаснее знойных дней.
С наступлением темноты пустыня погружалась в непроглядную беззвёздную тьму. И хотя беспощадное солнце уходило на недолгий перерыв, изнуряющий жар никуда не исчезал, накопленный за день в песках, он оставался и продолжал иссушать путников даже ночью.
Передвижение по пустыне становилось практически невозможным: в густой темноте Акхаских ночей можно было идти лишь наугад, а скопившаяся усталость валила с ног, делая каждый шаг тяжёлым испытанием.
Обычно путники не выдерживали и ложились на горячий песок передохнуть.
Рассвет безмолвно встречал их обезвоженные тела, припорошенные песком. Так очередные несчастные становились частью безжалостного Акхаса.
Базель с детьми шли всю ночь. Не стараясь выбрать правильное направление, они просто шагали вперёд, лишь бы не остановиться и не засунуть.
Когда рассвет застиг измождённое семейство посреди пустыни, Базель не поверил своим глазам.
Кочевники уходили в путь на восходе и добирались до поселения засветло. Новый день они всегда встречали на новом месте или не встречали вовсе. Вторые сутки в пустыне казались чем-то невозможным.
Базель ясно понимал: он с сыновьями до сих пор продолжает идти по пустыне наперекор всякому здравому смыслу, они серьёзно измотаны, внутри всё будто ссохлось, а вгрызавшаяся в голову жажда стала совсем привычной и не более назойливой, чем острые песчинки, которые царапали их высохшие кисти и лица при очередном порыве неугомонного ветра; но покуда они были живы, оставался шанс выбраться.