– Стыдно, право же стыдно, – не сводя газ с часовщика, продолжал упрекать его Кирай.
– Ну что вы пристали ко мне?
– Неужто вас, взрослого человека, тешат такие забавы?
Дюрица передернул плечами:
– Со свету сживете своими придирками.
В этот момент дверь распахнулась, и из тумана вынырнул низенький человек в пальто с поднятым воротником. Он замешкался на пороге, пытаясь закрыть за собою дверь.
– Нельзя ли поживее, любезный? – поднялся со своего места трактирщик – Не знаете приказа о затемнении? Еще наведете на нас патруль!
– Добрый вечер, – поздоровался человечек, одной рукой еще держась за дверь, а другой сняв шляпу. – Я бы с радостью, да вот не могу. – Он спустился по низкой лесенке.
Только теперь все увидели, что у него нет одной ноги и из штанины торчит деревяшка с резиновым наконечником.
– Ну, это другое дело, – сказал Дюрица, взял стакан и, откинувшись на спинку стула, повернулся к Кираю: – Будьте любезны, перестаньте на меня таращиться!
– Как вам только не стыдно? – в третий раз произнес книжный агент, который не мог простить Дюрице, что это из-за него он не закончил свой рассказ о грудинке. – У вас никакого почтения. Ни к чему.
– Ну вот, опять безответственное заявление. Между тем я не меньше, чем вы или супруга нашего друга Белы, почитаю грудинку – с чесноком или без оного! Ну что там, на улице, – густой туман? – обратился он к новому посетителю, который, постукивая протезом, направился к стойке, расстегивая на ходу пальто.
– Да уж, честно сказать, – улыбнулся тот, – мог бы быть и пореже.
– А вот я как-то раз в такой туман попал, – начал Ковач, столяр, – пальцев вытянутой руки не видел. Было это в 1929 году, в то время я в Бекешчабе, на юге работал. И самое интересное, что это случилось в августе.
– Да какие, простите, туманы в августе, – возразил Кирай, поворачиваясь на стуле к новому посетителю.
– Уж коли я говорю, значит, так и было. Погодите, я объясню. Шел я ночью домой, и пришлось проходить мимо речки. Ночь была довольно прохладная, и над водой, примерно метровым слоем, стоял густой туман. Но только внизу, не выше метра, как я сказал…
– То был не туман, а пар!
– А что такое туман? Тот же пар и есть!
– Извините, но если б туман был паром, то так бы и назывался! Уж это-то могли бы знать.
Дружище Бела – трактирщик – уже был за стойкой и привычно протирал жестяную поверхность.
– Что прикажете?
– Я, по правде сказать, – улыбнулся низенький гость, – еще сам не знаю, чего бы мне заказать.
– Ну что же… подумайте, может, что и придет на ум.
Посетитель достал носовой платок и, покашливая, принялся вытирать нос и рот.
– Простудился вот… – сказал он и улыбнулся сидевшим у стола.
– Мороз… Прямо зима… – сказал книжный агент и, прикрыв рот ладонью, зевнул.
– Настоящая-то зима еще впереди! – заявил столяр.
– Конечно, до настоящей еще далеко, – согласился Кирай, – но для осени просто кошмарная стужа.
– Ну, раз далеко, – заявил Дюрица, изучающе глядя на вновь пришедшего, – то так бы и говорили, что на улице холод, а не мороз.
– Какой вы вдруг стали педант!
– Я отнюдь не педант, а просто люблю, когда правильно формулируют мысли. Попросите глинтвейна, сударь, – сказал он, повысив голос. – Это бы вам теперь в самый раз.
Невысокий гость улыбнулся и обратился к трактирщику:
– Глинтвейн? Это, пожалуй, и впрямь было бы хорошо.
– Да не слушайте вы его! – отвечал трактирщик. – Он вам наговорит! Глинтвейна у меня не было, нет и в обозримое время не предвидится.
Невысокий гость уже обтер носовым платком и щеки, повернулся к часовщику и как-то неловко, по-детски опять улыбнулся:
– Я вижу, вы все тут в замечательном настроении?
– Так что прикажете, сударь? – забарабанил пальцами по жестяной стойке дружище Бела.
– Тогда, может быть… просто пинту вина?
– Пинту вина, – отозвался трактирщик, снимая крышку с встроенной в стойку фарфоровой емкости.
– И где это вас, уважаемый? – беря в руки стакан, кивнул Дюрица на деревяшку. – Небось не в тыловой казарме, а где-то на фронте, в России? Или, может, вы оступились по молодости?
– Не извольте шутить такими вещами! – вмешался столяр. – А вы, сударь, если хотите присесть, пожалуйте к нам.
– Покорно благодарю, – сказал вновь прибывший и со стаканом в руке проковылял к столу. – Добрый вечер, – вновь поздоровался он, подойдя поближе. – С вашего позволения, я и впрямь ненадолго присяду.
– Присаживайтесь, конечно, – ответил Ковач и, отодвинувшись, освободил место за столом. – В тесноте да не в обиде… Какой разговор, садитесь!