Убежденность, с которой говорила Элизабет, завораживала. Энсон едва мог дышать. Слово «обеспечили» резануло его, как ножом. Впервые он задумался над возможностью того, что источником его новой жизни мог стать кто-то, не признанный умершим в законном порядке.
— Где? — хрипло спросил Джозеф.
— Прошу прощения?
— Где? Где вы берете эти органы?
— Как где? У ремесленников и помощников, естественно, — ответила Сен-Пьер. — Конечно же, не у других Хранителей. Иначе это бы не имело смысла и противоречило нашим принципам.
Энсон смотрел на женщину, которую он знал, точнее думал, что знает, восемь лет. И самым ужасным было не то, что Элизабет говорила, а то, что она говорила это с полной уверенностью в своей правоте.
— Сколько всего Хранителей? — спросил он.
— Не очень много, — ответила Элизабет. — Человек двадцать пять, может быть, тридцать. Мы подходим к отбору очень тщательно и, как вы, наверное, догадываетесь, весьма осторожно. Только лучшие из лучших.
— Разумеется, — пробормотал Энсон. — Только лучшие из лучших. — Он поднял и покрутил в руке пульт. — Элизабет, предупреждаю, что если вы попробуете встать с этого стула, не ответив на все мои вопросы, я нажму на эту кнопку, и вы погибнете вместе с лабораторией.
— Но вы тоже погибнете!
— У меня другие приоритеты. Теперь расскажите мне о том, как удается обеспечить абсолютно совместимый орган.
Сен-Пьер беспокойно заерзала на стуле и снова огляделась, словно ожидая рыцаря-спасителя.
— Ну, понимаете, — начала она, уже хуже владея собой, — если Хранителю нужно пересадить орган, он должен быть абсолютно или почти абсолютно совместимым. В противном случае потребуется применение больших доз токсичных препаратов, препятствующих отторжению. Взгляните на себя, Джозеф! Вы принимаете минимум лекарств. После операции вы вернулись к своей важной и очень нужной работе в самые короткие сроки.
—Я догадываюсь, что многие Хранители, получающие органы, могут заплатить за них.
—Да, и они платят. Эти деньги идут на развитие общества.
—Через фонд «Уайтстоун».
—Да, «Уайтстоун» — это мы. Мы занимаемся благотворительностью по всему миру. Мы помогаем артистам, врачам, политикам, ученым вроде вас. Нам принадлежат лаборатории «Уайтстоун», компания «Уайтстоун фармасьютикалс», а скоро, если вы человек слова, будет принадлежать и «Сара-9».
—Не вам судить, человек я слова или нет! Вся эта поездка в Индию была одним большим обманом!
—Все потому, что вы были одержимы идеей познакомиться с семьей донора. Поэтому совет хранителей решил, что в данный момент, по крайней мере, это непрактично и нежелательно.
—Мне операцию делали не в Индии?
—Я старалась ответить на все ваши вопросы, Джозеф. Давайте больше не будем об этом.
—Где была сделана операция? — Энсон снова сжал в руке пульт. — Не лгать!
—В Бразилии. На одном из объектов «Уайтстоуна». Вас накачали снотворным, а потом, как только это стало безопасным, перевезли в хирургическую клинику Хранителей в Кейптауне.
Энсон сделал глубокий вдох.
—Ладно, Элизабет. Теперь скажите мне, кто он?
—Простите?
—Донор. Кто он и откуда?
И снова Сен-Пьер тщетно озиралась в ожидании чудесного спасителя. Ее губы решительно сжались.
— На самом деле, — проговорила она наконец, — это была женщина. Женщина из Соединенных Штатов, из Бостона.
— Ее имя?
— Я же сказала, никаких...
— Черт возьми, Элизабет! — крикнул Энсон. -Назовите ее имя или приготовьтесь умереть — здесь и сейчас! Я не шучу, и вы это знаете!
— Ее имя Рейес. Натали Рейес.
— Хорошо. А сейчас вы мне расскажете все, что знаете об этой Натали Рейес, и почему выбрали именно ее, чтобы пересадить мне легкое.
ГЛАВА 35
Когда кому-нибудь близка мысль о смерти, на человека находит страх, и охватывает его раздумье о том, что раньше и на ум ему не приходило.
Платон, "Государство", кн. I
Придя в сознание, Бен почувствовал сильный, острый запах, не лишенный приятности, и услышал женский голос, тихо напевающей что-то на языке, которого он не понимал. Стрелы уже не было. Острая боль в ноге и мучительная тяжесть во всем теле еще ощущались, но уже приглушенно. Каллахэн понял, что не первый раз приходит в себя и не первый раз слышит пение женщины. Раздетый до пояса, он лежал на спине на куче одеял и ковриков в какой-то пещере. Через ее вход, футах в десяти от его ложа, проникал солнечный свет.