— А я твоим мужем, — беря цветок, проговорил Рэм, ноздри которого тут же раздулись при запахе крови. — Ты превзошла все мои ожидания, — голос Рэма едва заметно дрогнул. — Я люблю тебя, — коснулся он её губ. Их поцелуй и кровавый цветок означал лишь одно — эта пара собралась создать семью.
Её подсознательный жест оказывается имел отношение к одному из древних обрядом эри, который в настоящее время не поддерживался из-за остающихся шрамов на ладонях. Обычно на кугуару бесследно заживали все раны, но вот оставленный шрам от этого обряда так и оставался напоминанием на всю жизнь, напоминанием о слиянии двух в одно целое. Поэтому не задумываясь, Рэм рассёк себе ладонь, приложив свою рану к порезу Ланы, чтобы к соединенным сердцам и душам добавилась ещё и смешанная кровь.
— Согретые одним солнцем, мы дышим одним воздухом и идём по одному и тому же пути, где наши тени слились в одну отныне и пока не погаснут звёзды, — заговорил Рэм, как бывший ученик шамана, он кое-что знал об этом обряде. Для обычных людей это было сравнимо разве что с венчанием. И тут важен был момент и звучащие словно заклинание слова, которые Рэм немного переделал на свой лад. — Моя кровь — твоя кровь, моя душа — твоя душа. Сплетены лучами и ветром, мыслью, словом и чувством, живыми и мёртвыми, духами, что хранят нас и теми, кто по ту сторону Великих. Эту связь не разбить, не развеять. Ни словам ураганам, ни холодной тьме, ни чужой тени. В слиянии родится сила, и единство это вовек не ослабеет, ведь искры в очаге никогда не угаснут, а пламя в груди не остынет. Ты моя — я твой, а вместе мы благословение пяти стихий. Пока я стою на этой земле — я буду любить тебя, и поэтому я беру в свидетели стихию земли. Пока это солнце всходит и заходит — я буду любить тебя, поэтому я призываю в свидетели и силу огня, — замолчав, Рэм выразительно посмотрел на слегка потрясённую происходящим Лану, словно подталкивая её. «Это вовсе не пафос и не дань пережиткам, именно в этот момент слова имеют особое таинственное значение», — говорил его взгляд.
— Пока я дышу — я … буду любить тебя, — неуверенно заговорила Лана, немного сомневаясь, что она должна говорить именно это. — Поэтому я беру себе в свидетели стихию воздуха. Пока по моим венам разгоняется кровь, пока из моих глаз могут капать слёзы, пока всё живое может утолять жажду — я буду любить тебя, поэтому стихия воды так же станет мне свидетелем.
Два шамана в жутких масках чёрных пум встали за спиной Рэма, двое встали позади неё. Пятый, подойдя к молодой паре также заговорил на языке своего племени, что придавало обряду ещё больший колорит:
— Свидетели призваны и единение признано, так как из него исходит свет пятой стихии, завершающий целостность символа — звезды стихий, силы многие века, оберегающей наш народ. Духи благословляют вас, мы ясно слышим их голоса, но путь девушки должен быть пройден до конца, Искупление ещё не завершено. Как только она преодолеет последнее испытание — она по праву вольётся в наше племя и эри назовут её своей дочерью, своей сестрой и женой. А до тех пор, Рэмхэстам и Лана, помните, что пока ваши сердца будут наполнены искренним чувством — до тех пор вы будете хранимы и неуязвимы.
Глава 21
Заиграла музыка, просто-напросто взорвалась восторженными и игривыми звуками, призывая петь и плясать от радости.
— Теперь мы по всем статьям официальные жених и невеста? — с серьёзным видом, Лана вопросительно подняла одну бровь.
— Потанцуй со мной, кексик! — глядя на неё, улыбнулся Рэм. — Как-то помниться я обещал тебе танец, — и не отнимая одной руки, прижимая её к себе другой рукой, молодой вождь увлёк свою невесту в танце. Что её совсем не удивляло — Рэм прекрасно двигался, пластика кугуару давала свои бонусы. И если бы она не влюбилась в него раньше — Лана точно бы потеряла рассудок от вида этого эротично танцующего парня. По всему было видно, что Рэм более чем доволен происходящим, из него просто фонтанировал источник влюблённого блаженства. По одним только глазам можно было понять, насколько его распирает не вмещающееся в груди чувство счастья.
— Я благодарен судьбе, — шепнул Рэм, с нежностью прижимаясь к ней губами.
— Почему? — это было глупо, но Лана до сих пор не понимала, за что он её полюбил. — Вокруг тебя было столько весёлых милых девушек, достойных эри, а ты заморочился проблемной Ланой Сайлас.
Рэм хитро усмехнулся, приготовившись отвесить ей порцию своей иронии:
— Бросающиеся мне под ноги девушки вовсе не добыча для кугуару, меня заводят только проблемные. Я ведь охотник милая и я загнал самую строптивую дичь. А если серьёзно … однажды увидев твои глаза — я понял, что ты мой космос, и эта мысль делала меня сильнее. Я не был ни ослеплён, ни одержим, просто почувствовал, и это нельзя объяснить — что мне нужна только ты. Хорошая или плохая, чужая или любящая другого, обозлённая или ласковая, любая. Ну, а почему ты втрескалась в меня, я даже не спрашиваю!
— Ха! — дёрнула плечом Лана, для вида возмущаясь его самоуверенностью.
Она зашла в один из домов отмыть окровавленную руку. Случайно брошенный взгляд в окно, зародил в ней неясное подозрение, будто толчок, возникший из глубины сердца. Она увидела Рэма, за что-то жёстко отчитывающего Шилу. И то, как та сжалась перед ним, и то с каким гневом Рэм сжимал кулаки — приоткрыло для Ланы лицо её почти что будущего мужа в ином свете. Он не знал, что она смотрит на него в окно, а Лана стояла и дрожала, онемев от такого перевоплощения и странного внутреннего позыва. Через минуту она поняла, что это был позыв бежать!
Причём сама она не понимала куда она бежит — её вела её внутренняя суть, словно ей было известно то, что Лана упустила из виду. Бегала она быстро, даже платье не стесняло движений. Ноги привели её к одному из сараев. Решительно распахнув дверь, Лана спустилась вниз, в укреплённый подвал, по сути, бетонное убежище, разделённое на камеры. Когда она заглянула через маленькую решетку двери внутрь одной из камер — она поняла почему её душа привела её именно сюда. Кугуары чувствовали друг друга, а сутью её души как ни крути — был дух кугуару. И того кугуару, что сейчас был заперт в камере Лана узнала бы из тысячи других, слишком часто он превращался у неё на коленях.
— Шон, — выдохнула она еле слышно, но этого хватило, чтобы сидящая на цепи пума её услышала. Он зарычал и стал неистово рваться.
— Лана! — вдруг предостерегающе раздалось за её спиной. — Ты всё не так поняла, — Лана и правда не понимала, почему это Рэм вдруг оправдывается перед ней. Обычно Мэнхесы поступали так, когда действительны были виноваты.
— Откуда ты знаешь, как я поняла? Ключи! — потребовала она.
— Нет. Я не позволю тебе туда войти. Он опасен! Для себя и окружающих.
— Ключи! — Лана чуть ли не шипела от колотящих её эмоций. Она была зла и возмущена, до такой степени, что даже не могла подобрать слов.
— Шаманы провели над ним обряд, он не сможет обратиться в человека ещё какое-то время, — скрипнул зубами Рэм, закипая от собственных эмоций.
— Ключи. Я в последний раз прошу тебя, — не глядя на него протянула руку Лана. И после некоторых колебаний, тяжело и обречённо Рэм всё-таки опустил ключ на её ладонь.
— Для меня он не опасен, — с болью произнесла Лана, прежде чем войти в камеру. — И ты это знаешь. Что я единственная, кого не тронет эта разъярённая пума. Он мог сводить меня с ума, доводить до мысли о самоубийстве, заставлять не дышать своими выходками, и однажды моё сердце просто разорвалось бы, но Шон никогда бы лично и пальцем меня не тронул. Это его закон. Любой из вас, даже ты, в порыве ярости, обращённый можешь случайно покалечить меня, но не прирученный мной кугуару.
Войдя в камеру, Лана решительно направилась к прижавшемуся к стене зверю. Он скалился, переминался с ноги на ногу, мотал головой, но как только она склонилась над ним — замер. Отстегнув металлический ошейник, Лана бесстрашно взяла голову кугуару в свои ладони, заглядывая через глаза в глубину его души: