— Мы остановились на охотничьих ямах и войне, — сказал Валландер.
— Охотятся мужчины, воюют тоже мужчины. Факт остается фактом. Еще мы находим ссохшуюся голову и дневник наемника. Факт остается фактом, и мы даем этому факту истолкование.
— Какое?
— Наше истолкование верно. Если убийца использует какой-то язык, то разобрать, что он хочет сказать, особого труда не составляет.
Валландер вдруг вспомнил об одном разговоре с Линдой, когда она пыталась объяснить ему, в чем состоит задача актера. Читать между строк, выискивать подтекст.
Он рассказал об этом Анн-Бритт Хёглунд. О том, что говорила Линда. Анн-Бритт Хёглунд понимающе кивнула.
— Возможно, я неясно выразилась, — сказала она. — Но я думаю примерно о том же. Мы все увидели и всему нашли объяснение, но что-то все равно не так.
— Мы видим то, что нас заставляет видеть убийца?
— Возможно, он заставляет нас смотреть не в том направлении.
Валландер задумался. Сейчас в голове у него была полная ясность. Усталость как рукой сняло. Они нашли объяснение, которое могло оказаться верным. Валландер и раньше думал об этом, только не мог до конца разобраться в своих мыслях.
— Значит, демонстративность — только маневр, — спросил он. — Ты это хотела сказать?
— Да.
— Продолжай!
— И, возможно, все как раз наоборот.
— Как?
— Этого я не знаю. Но если то, что мы считаем верным, на самом деле неверно, тогда неверное должно под конец оказаться верным.
— Да, — сказал Валландер. — Я тоже так думаю.
— Женщина никогда бы не скинула человека в яму с кольями, — продолжала она. — И не стала бы привязывать человека к дереву, а потом собственными руками душить его.
Валландер долго молчал. Анн-Бритт Хёглунд поднялась на второй этаж и через несколько минут спустилась. Валландер заметил, что она сменила обувь.
— Мы все время считали, что убийства были тщательно спланированы. Но не входило ли в планы убийцы еще что-то?
— Конечно, трудно поверить, что такое могла сделать женщина, — сказала она. — Но теперь я понимаю, что, возможно, все так и было.
— Ты обязательно запиши это, — сказал Валландер. — Думаю, надо будет поговорить еще с Матсом Экхольмом.
— С кем? — переспросила она.
— С судебным психиатром, который был здесь этим летом.
Она обессиленно покачала головой.
— Наверное, я слишком устала, — сказала она. — Я уже совершенно забыла, как его звали.
Валландер встал. Был час ночи.
— До завтра, — сказал он. — Ты не могла бы вызвать такси?
— Возьми мою машину, — предложила она. — Завтра мне лучше пройтись пешком, чтобы привести в порядок мысли.
Она дала ему ключи.
— Скоро возвращается мой муж. Тогда будет проще.
— Наверно, я только сейчас понял, как тебе тяжело, — сказал он. — Когда Линда была маленькой, с ней всегда была Мона. Кажется, мне ни разу за все то время не пришлось остаться из-за нее дома.
Она проводила его на улицу. Ночь была ясная. Температура упала ниже нуля.
— Хотя я не жалею, — вдруг сказала она.
— О чем?
— Что стала полицейским.
— Ты хороший полицейский, — сказал Валландер. — Очень хороший. Если ты вдруг об этом еще не знаешь.
Ему показалось, что она обрадовалась. Он кивнул, сел в машину и уехал.
На следующий день, в понедельник 17 октября, Валландер проснулся с ноющей головной болью. Лежа в постели, он думал, не простудился ли он. Но никаких других симптомов не было. Он сварил кофе и нашел какие-то таблетки. Посмотрев в окно, он увидел, что поднялся ветер. Над Сконе ночью появились облака. Потеплело, градусник показывал плюс четыре.
В пятнадцать минут восьмого Валландер был в участке. Взяв чашку кофе, он пошел к себе в кабинет. На столе лежало сообщение от полицейского из Гётеборга, с которым они сотрудничали по делу о контрабанде автомобилей из Швеции в Восточную Европу. Валландер подержал листок в руках, потом положил его в ящик. Пододвинув к себе тетрадь, он стал искать ручку. В одном из ящиков обнаружил записку Сведберга. И как он до сих пор ее не вернул?