Раздраженный, он встал и вышел в коридор. Дверь в комнату Сведберга была открыта. Он вошел и положил записку на стол, после чего вернулся к себе и, закрыв дверь, решил посвятить ближайшие полчаса тому, чтобы записать все вопросы, требующие скорейшего решения. Прямо на утреннем собрании надо будет обсудить и их ночной разговор с Анн-Бритт Хёглунд.
Без пятнадцати восемь в его дверь громко постучали. Это приехал Хамрен из стокгольмского уголовного отдела. Они поздоровались. Валландеру нравился Хамрен. Прошлым летом они очень хорошо сработались.
— Ты уже здесь? — сказал он. — А я думал, ты приедешь только днем.
— Я выехал вчера, на машине, — ответил Хамрен. — Не мог удержаться.
— Как Стокгольм?
— Как Истад. Только больше.
— Я не знаю, где будет твое рабочее место, — сказал Валландер.
— У Хансона. Это уже решено.
— Мы встречаемся через полчаса.
— Да, мне надо много успеть прочитать.
Хамрен вышел. Валландер рассеянно положил руку на телефон, собираясь позвонить отцу. Но, сообразив, вздрогнул. Почувствовал острую, возникшую из ниоткуда, боль.
Он не может позвонить своему отцу. Ни сегодня, ни завтра. Никогда.
Он не шевелился, боясь, что движение причинит ему новую боль.
Потом снова наклонился к телефону и набрал номер. Гертруда ответила почти сразу же. У нее был усталый голос, и когда он спросил, как она себя чувствует, она заплакала. Он сам почувствовал ком в горле.
— Потихоньку, — успокоившись, ответила она.
— Я постараюсь выбраться к тебе после обеда, — сказал Валландер. — Вряд ли надолго, но я попробую.
— Я многое передумала, — сказала она. — О тебе и о твоем отце. Я так мало знала о нем.
— И я тоже. Но мы могли бы помочь друг другу заполнить пробелы.
Они попрощались. Он знал, что совершенно точно не успеет сегодня в Лёдеруп. Зачем он сказал, что постарается? Теперь она будет ждать.
«Я всегда приношу людям одни разочарования», — огорченно подумал он.
В раздражении он сломал карандаш. Половинки кинул в мусорное ведро. Одна попала мимо. Он отбросил ее ногой. Иногда ему хотелось сбежать. Когда он последний раз говорил с Байбой? Она тоже не звонила. Неужели их отношения прервутся сами собой? Когда у него будет время найти дом? Или купить собаку?
Иногда он ненавидел свою работу. Как вот сейчас.
Он подошел к окну. На улице ветрено и по-осеннему серо. Птицы готовятся улетать на юг. Он подумал о Пере Окесоне, который наконец решился бросить работу, — понял, что кроме нее в жизни существует что-то еще.
Однажды в конце лета, когда они гуляли по берегу в Скагене, Байба сказала, что богатый западный мир словно мечтает об огромной парусной лодке, которая унесла бы весь континент на Карибские острова. Она сказала, что развал государств Восточной Европы словно раскрыл ей глаза. В бедной Латвии когда-то существовали островки богатства — простое счастье. Она открыла для себя, что даже в богатых странах, где она теперь смогла побывать, очень много бедных. Что существует огромное море неудовлетворенности и пустоты, где сейчас и застряла эта парусная лодка.
Валландер попробовал представить себя забытой или нерешительной перелетной птицей. Но мысль показалась ему настолько глупой и бессмысленной, что он тут же ее отбросил.
Он записал: не забыть вечером позвонить Байбе. Потом увидел, что уже четверть девятого, и пошел в комнату заседаний. Из новых лиц, кроме только что приехавшего Хамрена, там были еще два полицейских из Мальмё, ему незнакомых. Он поздоровался. Одного звали Августсон, другого Гартман. Вошла Лиза Хольгерсон. Она села и поприветствовала новых полицейских. Времени на долгие разговоры не было. Она посмотрела на Валландера и кивнула.
Он начал, как и задумал, рассказав про их беседу с Анн-Бритт Хёглунд после эксперимента с сумкой. И тут же заметил неуверенность своих коллег. Но, по правде сказать, это его не удивило — он сомневался и сам.
— Хочу подчеркнуть, это всего-навсего одна из множества возможностей. Но поскольку нам почти ничего неизвестно, мы вынуждены учитывать все варианты.
Он кивнул в сторону Анн-Бритт Хёглунд и продолжил.
— Я попросил Анн-Бритт Хёглунд выявить женскую линию. Ничего подобного мы раньше не делали. Но в нашем случае мы должны проверить все.
Последовавшая дискуссия была очень оживленной. Валландер предвидел и это. Ведущий голос принадлежал Хансону, который, похоже, чувствовал себя лучше. Примерно в середине собрания пришел Нюберг. Он уже был без костыля.