— Он тоже любитель птиц?
— Его таскал с собой отец, хотя самому ему никогда не нравилось.
— Как бы то ни было, мы узнали самое важное, — сказал Валландер.
— Вроде, все сходится. Криста Хаберман, Хольгер Эриксон.
Валландеру вдруг стало не по себе. Он с ужасающей ясностью осознал, что все это значит.
— Поезжай обратно в Истад, — сказал он. — И займись документами, которые непосредственно касаются ее исчезновения. Когда и где ее видели в последний раз? Составь краткий обзор этой части расследования. Когда ее видели в последний раз?
— У тебя есть какие-то предположения? — спросил Хамрен.
— Она пропала, — сказал Валландер. — Ее так и не нашли. О чем это говорит?
— Что она погибла.
— Не только. Не забывай, что в нашем расследовании и мужчины и женщины подвергались жесточайшему насилию.
— Ты хочешь сказать, ее убили?
— Хансон представил мне краткий обзор ее дела. Вероятность убийства налицо. Но поскольку ничего точно не доказано, то у этой версии не должно быть никаких преимуществ перед другими. Это единственно возможный путь оперативного расследования. Никаких поспешных выводов, все двери должны быть открыты, пока не удастся закрыть одну из них. Быть может, мы приближаемся к такой двери.
— Ты думаешь, ее убил Хольгер Эриксон?
Валландер понял, что Хамрену эта мысль впервые пришла в голову.
— Не знаю, — ответил он. — Но с этой минуты мы не можем исключать такую возможность.
Хамрен пообещал составить краткое изложение. И позвонить, как только будет готов.
После разговора Валландер вышел из квартиры Катарины Таксель. Надо было хоть немного перекусить. Рядом была пиццерия. Он слишком быстро ел, и у него заболел живот. Потом он даже не помнил вкуса пиццы.
Он спешил. Его беспокоило предчувствие, что скоро что-то снова случится. По всей видимости, цепочка убийств не прервалась, и потому надо опередить события. Сколько у них на это времени, неизвестно. Валландер вспомнил, что Мартинсон обещал составить расписание. Оно было бы уже готово, если бы не несчастный случай с Терезой. Валландер возвращался в квартиру Катарины Таксель. Времени было в обрез. Он встал под крышу автобусной остановки и позвонил в Истад. Ему повезло. Он застал Анн-Бритт Хёглунд. Она уже успела переговорить с Хамреном и знала, что Криста Хаберман и Хольгер Эриксон встречались. Валландер попросил ее составить расписание, порученное Мартинсону.
— Я совсем не уверен, что это нужно, — сказал он. — Но мы слишком мало знаем о передвижениях этой женщины. Может, картина с географическим центром прояснится, если мы дополним ее временной схемой?
— Вы говорите «женщина», — заметила Анн-Бритт Хёглунд.
— Да, — ответил Валландер. — Я говорю «женщина». Но мы не знаем, одна ли она. И не знаем, какую она выполняет роль.
— Что, по-вашему, случилось с Катариной Таксель?
— Она сбежала. В сильной спешке. Кто-то заметил, что дом под наблюдением. Она что-то скрывает и поэтому сбежала.
— Вы думаете, она убила Эужена Блумберга?
— Катарина Таксель всего лишь звено в цепочке. Если вообще можно говорить о какой-то цепочке. Она ни в начале, ни в конце. Я с трудом представляю себе, что она кого-либо убивала. Вероятно, она входит в группу женщин, подвергшихся насилию.
Анн-Бритт Хёглунд была по-настоящему удивлена.
— И она тоже подвергалась насилию? Я этого не знала.
— Не думаю, что на нее кидались с ножом или били, — сказал Валландер. — Но у меня есть подозрение, что насилие было другого рода.
— Моральное?
— Что-то вроде этого.
— Блумберг?
— Да.
— И тем не менее, она вынашивает его ребенка? Если ребенок действительно от Блумберга.
— Судя по тому, как она держала своего малыша, она была не особенно рада его появлению на свет. Но, конечно же, мы многого не знаем, — согласился Валландер. — Работа полицейского — это всегда сопоставление предварительных версий. Мы должны заставить молчание говорить, а слова — рассказать о скрытых смыслах. Мы должны видеть события насквозь, перевернуть их вверх ногами, чтобы в конце концов они приняли правильное положение.
— Что-то не припомню, чтобы об этом говорили в Высшей школе полиции. Кстати, я слышала, вам предложили читать лекции?
— Лекции — не для меня, — сказал Валландер. — Я не могу выступать перед людьми.