— На самом деле я не вижу никакой закономерности, — сказала Анн-Бритт Хёглунд, приближаясь к концу своего доклада. — Судмедэксперты из Лунда определили, что смерть Хольгера Эриксона наступила поздно вечером 21 сентября. Как они смогли это установить, я ответить не берусь. Но они уверены в своем заключении. Ёста Рунфельдт умирает тоже ночью. Примерно в то же время, хотя никаких сколько-нибудь разумных выводов из этого сделать невозможно. Так же нет никакой последовательности с днями недели. Если добавить визиты в истадский роддом и убийство Эужена Блумберга, то, возможно, начнут угадываться фрагменты рисунка.
Она замолчала и посмотрела на присутствующих. Ни Валландер, ни остальные, казалось, не понимали ее.
— Это почти что чистая математика, — продолжила она. — Но создается впечатление, что преступник действует в соответствии со схемой, которая нерегулярна настолько, что тем самым вызывает любопытство. 21 сентября умирает Хольгер Эриксон. В ночь на 1 октября к Катарине Таксель в роддом приходит какая-то женщина. 11 октября умирает Ёста Рунфельдт. В ночь на 13 октября женщина снова приходит в роддом и сталкивается с двоюродной сестрой Сведберга. Наконец, 17 октября умирает Эужен Блумберг. Ко всему этому можно еще, разумеется, добавить день, когда исчез Ёста Рунфельдт. Рисунок, который я вижу, абсолютно не упорядочен. Что может, конечно, показаться странным. Ведь все остальное настолько детально спланировано и подготовлено. Преступник, который, не жалея своего времени, вшивает грузила в мешок, тщательно соотнося их вес с весом тела жертвы? Можно, таким образом, не обращать внимания на промежутки между событиями, не считая их сколько-нибудь значимыми. Или же предположить, что эта непоследовательность с чем-то связана. И тогда мы должны выяснить, с чем.
Валландер не совсем успевал за ней.
— Еще раз, — сказал он. — Только помедленней.
Она повторила. На этот раз Валландер понял.
— Может быть, это не случайность, — закончила она. — Я бы не хотела делать более смелые выводы. Возможно, это повторяющаяся регулярность. Но это необязательно.
Для Валландера картина постепенно приобретала ясность.
— Предположим, что рисунок все-таки повторяется, — сказал он. — Как тогда выглядит твое объяснение? Какие внешние обстоятельства определяют расписание преступника?
— Тут есть несколько возможных объяснений. Преступник не из Сконе. Но регулярно приезжает сюда. Его или ее профессия связана с определенным ритмом. Или что-то еще — не знаю пока, что именно.
— То есть, по-твоему, в эти дни преступник обычно не занят на работе? И если бы мы могли проследить за ним еще месяц, то увидели бы это отчетливее?
— Да, возможно. Рабочее расписание преступника подвижное и сдвигаемое. Иначе говоря, выходные выпадают не только на субботы и воскресенья.
— Быть может, — неуверенно сказал Валландер. — Но мне с трудом в это верится.
— Больше я ничего не могу выжать из этих цифр, — сказала она. — Этот человек все время куда-то ускользает.
— То, что мы не можем установить точно — тоже информация, — сказал Валландер и приподнял пакет с расписанием поездов. — Раз уж мы заговорили о расписаниях. Вот это я нашел в тайном ящике секретера Катарины Таксель. Если у нее и была какая-то самая сокровенная вещь, то она перед вами. Расписание поездов Государственных железных дорог. На весну 1991. С подчеркнутым временем отбытия поезда: Несшё 16.00. Ежедневно.
Валландер передал расписание Нюбергу.
— Отпечатки, — сказал он.
Потом заговорил о Кристе Хаберман. Рассказал о своих предположениях. О сегодняшнем туманном утре в поместье Хольгера Эриксона. Все слушали с предельной сосредоточенностью.
— Итак, надо копать, — подытожил он. — Когда туман рассеется и Хансон выяснит, кто возделывал землю. И не произошло ли каких существенных изменений в ландшафте после 1967 года.
В комнате долго стояла тишина. Все обдумывали слова Валландера. Наконец заговорил Пер Окесон.
— Все это кажется и невероятным и одновременно странным образом похожим на правду, — сказал он. — Думаю, мы должны всерьез рассмотреть эту возможность.
— Хорошо бы сохранить это в тайне, — заметила Лиза Хольгерсон. — Ничто не вызывает больше любопытства, чем всплытие на поверхность старых нераскрытых преступлений.
Решение было принято.