— Ужасно! — вздохнул я. — Мне так не хочется, чтобы меня вешали и резали на куски!
— Ничего страшного, — усмехнулась моя спутница. — Будешь теперь учителем грамотности, а имя твое будет — господин Фонарщик. Его ты никогда не перепутаешь. Гарл же и Трина — твои детишки от первого брака. Я же — их мачеха и твоя молодая жена, на которой ты женился овдовев.
Хотя предложенное имя мне и не понравилось, выбирать было не из чего. Приведя же себя в порядок, нам, волей не волей, приходилось спускаться в общий зал, дабы поужинать. Вознеся моления Богам мы побрели вниз по лестнице и заняли такой стол, чтобы находиться от всех подалее.
— Вина всей честной компании, — вежливо попросил я трактирщика выполняя столь популярный в нашем Королевстве обычай, когда явившийся в таверну чужак обязан первым делом угостить местных.
— Благослови вас Боги, друзья! — поблагодарил принимая кружку потрепанного вида морячок сидевший неподалеку от стойки. — когда бы не моя злая судьба, отплатил бы я вам ответным угощением, ибо был бы достаточно богат! Ах, проклятая волна смыла меня за борт, ранее, чем капитан Быстрые Глазки добралась до острова, где они с Бесом закопали добычу!
Я в изумлении взглянул на оборванца и, клянусь, лицо его совершенно никого мне не напоминало.
— Да-да, сударь вы мой, — кивнул морячок. — Еще месяц назад был я боцманом у капитана Быстрые Глазки и его продавшего душу демонам приятеля по прозвищу Бес В Ребро.
62
Несколько посетителей в поспешности подсаживались за один стол с моряком, желая услышать интересную историю.
— Хозяин, дайте еще винца достойному боцману! — попросил я в надежде, что рассказчик упьется и замолчит.
Не тут-то было! О ужас, целых два часа нам, изображая живейший интерес, пришлось слушать байки о, якобы, собственных похождениях.
Быстрые Глазки была в них огромной ярко-рыжей бабищей, которая в состоянии ударом кулака убить кашалота. Я же — пропойцей и бабником. Видели бы вы с каким замиранием сердца выслушивали внимающие оборванцу тупицы историю о том, как однажды мы захватили целый корабль на котором плыли в паломничество монахини и каждому пирату досталось по три из них! Сам рассказчик уверял, что в его боцманской каюте переночевало три монашки не достигших еще четырнадцатилетия и каждая из них до этой ночи была непорочно девственна. О количестве же закопанных нами с Глазками на всевозможных островах сокровищах я умолчу.
— На что ты сердишься? — рассмеялась спутница, когда мы вернулись в свою комнату. — Быть может, этот малый — плут и наш товарищ по гильдии. Таким образом он зарабатывает себе пропитание. Истории же эти ничем не отличаются от других пиратских легенд.
— Еще пол года таких историй, — сказал я, — и нас, не то что повесят и разрежут, но, вообще, — заживо изжарят.
— Сначала пусть поймают. Ты совершенно не похож сейчас на пиратского шкипера, да и я не огромная баба, — возразила девица. — А все же, портовые города нам безопасней миновать стороной.
Завтра же мы оставили Вонючую Гавань, купив, по случаю, женские одежды для Глазок и Трины, а также карту этих мест, дабы легче было ориентироваться в пути.
Эта-то карта и стала причиной нашего следующего приключения, ибо дорога совершала на ней огромную петлю, следовать которой нам не захотелось и, срезая путь, мы пошли напрямик, в результате чего блуждали по лесу два дня.
Благодаря Богам у нас еще были продукты, но, все же, ночевать под открытым небом было не очень приятно. Наконец, найдя небольшую пещерку среди холмов на берегу безвестной не обозначенной на карте речушки, мы сочли за благо переночевать.
Когда же я утром проснулся и вышел из пещеры, то с любопытством обнаружил, что мы не одни. Бесшумно подкрался я к воде, где беззаботно плескалась облаченная в одну лишь сорочку миловидная девица лет пятнадцати.
— Не бойся меня, милое дитя, — ласково проворковал я выходя из-за кустов, она же поднялась на ноги и по пояс стояла в воде.
— А чего мне тебя бояться? — поинтересовалась девица складывая руки на груди, ибо мокрое и тонкое ее одеяние столь плотно облегло маленькие прекрасные груди, что стало это выглядеть несколько для нее стеснительно.
— Знай же, что я ничего не собираюсь делать с тобой силой, — успокоил я. — Лишь по твоему хотению могли бы мы провести немало приятных минут.
— Знаешь, старец, слова твои столь странные, — усмехнулась она. — Отвернись, мне нужно выжать сорочку.
— Я же говорю, что не оскорблю твоей невинности, — несколько обидевшись на такое к себе обращение, повторил я. — Всего лишь посмотрю, и только.