То есть едет медленно.
Белая машина. Иностранной марки. Молодой, судя по виду, водитель.
С чего это он мимо не просвистел?
— С чего это ты тормозишь? — спросил Кочевник с сиденья за спиной Терри.
— Ноге дал отдохнуть, наверное, — ответил Тру и дал газу старому двигателю.
Белая машина. Иностранной марки. Не темно-синий пикап.
Тру снова стал смотреть прямо вперед. Первый слой этой дороги могли положить, натянув через пустыню Нью-Мексико гигантскую резиновую ленту. Туго натянуть и класть асфальт по ее тени. Непонятно, были ли тогда резиновые ленты, но если были, то могли.
Что-то у него шарики за ролики начинают закатываться. Жизнь на дороге. Неудивительно, что люди начинают курить дурь, пить лишнее и выбрасывать телевизоры из окон мотелей. Он слегка вздрогнул — на волосок, никто и не заметил, — когда мимо промчалась фура, презрительно хлестнув «Жестянку» пощечиной ветра. Тру заметил, что это хормеловский холодильник. Фургон с мясом, подумал он.
Никогда раньше он траву не курил. Интересно, есть ли она у кого-нибудь из пассажиров «Жестянки»? Он никогда не спрашивал — действительно не хотел знать. По крайней мере при нем не курили ни разу. Хайвей этот такой прямой, что действует просто гипнотически. По обе стороны — пустыня со щетиной зловещего вида растительности, готовой воткнуть в ногу шип при малейшем прикосновении. Интересно, сколько гремучих змей под этими уродливыми колючками высовывают дрожащие раздвоенные языки, вынюхивая добычу?
Он понял, что у него съезжает крыша, потому что начал думать, не спросить ли у ребят из группы, какова марихуана на вкус.
Он поерзал на сиденье.
— Ты как? — спросил его Терри с пассажирского сиденья, и Тру ответил, что все нормально.
Он быстро глянул в зеркало заднего вида. Ариэль дремала. Наклейка поперек носа, скрывающая синяк, была на месте, но чернота под глазами ушла. Нос не был сломан, хотя распух и болел на следующий день, а засохшие сгустки крови у нее выделялись, пока не проехали Анахейм. Два передних зуба у нее треснули, придется с ними идти к дантисту. Но девушка — чертовски классный солдат.
Джон Чарльз смотрел в пространство и думал. Синяк вокруг правого глаза выцвел до бледно-зеленого. А думать Джону много о чем было. Берк на заднем сиденье слушала айпод, закрыв глаза и чуть кивая в такт ритму, пробивавшемуся из наушников. Девушка умела на барабанах играть как машина, но Тру сделал ошибку, спросив ее, что она думает о машинах для игры на барабанах, и получил в уши годичный запас слов на разные буквы алфавита. Терри, разумеется, был бодр и оживлен. Сегодня его день.
На этом хайвее машин было много. Всех сортов и моделей, больших и маленьких. Но вот эта машина позади… сейчас он ее не видел, но знал, что она там.
Отчего он так нервничал — из-за факта медленного истощения. Кубышка всегда начинает показывать дно, даже для ФБР. И большая лапа на поводке подтаскивает маленьких собачек на место.
Весть нашла его после Анахейма, на следующее утро.
Дальше придется обходиться одной группой. Требуемые средства несоразмерны ситуации, было ему сказано. (Как он любит этот язык щелканья на счетах!) Ему было сказано — и, честно говоря, совсем не тем теплым голосом, которым обычно разговаривал с ним старый приятель, — что тут вреда может быть не меньше, чем пользы. «Я знаю, как это для тебя важно, но…»
Ой. Когда понимаешь, что ты совсем не такая большая собака, как ты думал, это несколько задевает. Впрочем, настолько больших собак попросту не бывает.
Группа в металлически-сером «юконе» отделилась от каравана. Пока, ребята. А мы дальше.
Потом вот сегодня утром, после вчерашнего концерта в «Стейнд-гласс».
Тру брился в ванной номера «Комфорт Инн», когда раздался телефонный звонок.
— Доброе утро, — сказал Тру с пеной на верхней губе. — Ты как последний язычник пропускаешь сегодня церковь?
— Труитт, есть разговор.
— Само собой, раз ты мне позвонил.
— Ты сидишь?
— Нет, но у меня в руке бритва.
Он знал, что это будет. Надеялся, что телефонный звонок приведет группу агентов к мотелю, где забился в нору Джереми Петт, боясь отдернуть занавески или открыть дверь ради лучика солнца, не смеющий выбраться из тесноты номера даже за пиццей из-за поднятого в прессе шума, но надежды еще недостаточно, чтобы вышло так, как хочешь. Петт просто и непреложно исчез. Уехал в Мексику? Считалось, что так. Но где же его грузовик? Его нигде не видели, так куда он делся? Предполагалось, что брошен на обочине. Завезен в канаву или запаркован среди мескитовых деревьев и кустов выше человеческого роста, к северу от многих троп, пробитых в почве мексиканскими нелегалами. В конце-то концов, тропы эти ведут в обе стороны. Другая теория: Петт, обученный искусству таиться, мог в буквальном смысле уйти в подполье — найти туннель, ведущий через границу. Наверняка они есть.
Чтобы остаться в стране, когда твое лицо и номера твоей машины показали по всем каналам, надо быть совершенно безумным. Так говорили теоретики. Нужно хотеть, чтобы тебя поймали. И за каким чертом ему тащиться за группой в Калифорнию, когда он мог прямо в Мексику уйти из Тусона?
— Труитт, — сказал язычник воскресного утра, — мы отзываем вторую группу. — Тру чуть порезался, проводя бритвой под левой ноздрей. — И тебе нет нужды оставаться. Прекращай операцию и тащи их всех сюда.
— Так, давай не части, спокойнее. — Тру сообразил, что обращается к собственному сердцу. — Турне заканчивается через шесть дней, считая сегодняшний, и осталось всего два концерта — в Далласе пятнадцатого и в Остине шестнадцатого. И все. Мы сегодня выезжаем из мотеля и едем навестить одного человека, которого хочет посетить Терри. Терри — это клавишник.
— Я статью в «Пипл» читал, черт побери, и их имена знаю.
— О’кей. Сразу после этого выезжаем и едем в Амарилло. Оттуда завтра в Даллас. Я решил, что они могут поболтаться в Далласе…
— Прости, ты сказал «поболтаться»?
Тру услышал собственный вздох — вздох раздражения. Эти «люди из публики» (термин Терри) просто не в теме.
— Они хорошие ребята, — сказал он. — И работают как черти. Ты бы не поверил, какие они трудяги.
— Я знаю, что они сейчас на пике славы. Тысячи дисков продают, да?
— Да.
И не только. После «Кобра-клаб» на каждом концерте яблоку негде упасть. Его лично это сильно напрягало, потому что очень затрудняло охрану. Известие, что ребята из «The Five» помогли поймать скотч-насильника, действительно вызвало ажиотаж. Роджер Честер звонил, ошалелый от радости, и говорил, что получает предложения от телеканалов сделать про «The Five» реалити-сериал, а издатели звонят насчет издать про них книжку срочно, а кому-то еще нужен представитель, рекламирующий новый энергетик. Сорвалось с цепи, как сказал Джон. Но особой радости он при этом не демонстрировал. Так в чем же дело?
— Шесть дней и еще два концерта, — сказал Тру в телефон, промокая красную точечку под левой ноздрей. — Могу я с ними быть эти дни? И могу ли рассчитывать на поддержку местных отделений?
Блин, будто милостыню выпрашивает.
— Труитт, — сказал ему голос, приделанный к большой руке, что держит поводок. — Ты же понимаешь, что на самом деле ты не их менеджер? Ты свою роль понимаешь, да?
— Понимаю. Но видишь ли… я им сказал, что проведу их через это турне. — Он замолчал, пытаясь найти слова, которые разбили бы молчание на том конце. — Они действительно хорошие ребята.