— А как же! — весело, видимо, довольный тем, что хорошо понимает отца, воскликнул Павел. — Я женюсь, батя!
— Или здесь присмотрел?
— Здесь. В моей бригаде работает.
У Федьки огнем полыхнуло лицо, глухо заколотилось сердце.
— Жених! — проворчал Мишуха. — Не сосватал еще.
— За меня пойдет! — хвастливо пообещал Павел. — Сирота. Будет рада не знай как. Будет, батя, в доме работница.
— Смотри. Тебе жить. А вот к тому я и говорю. Домишко мал, куда женов-то поместите? А тут вкруг лес бежит бросовый. Швырок. На сто домов хватит.
— Купить, что ли, хочешь лесу? — спросил Мишуха веселее.
— Купи-ить! — усмехнулся Павел. — Не продадут.
— Купить? — повторил отец. — На какие деньги? Да и чего покупать, коли дарма лежит. Мишуха наконец понял.
— Я в этом деле участвовать не буду. И еще скажу…
— А чего, какое дело? — резко, перебивая его, прикрикнул Павел. — Чай, отец родной приехал, а не дядя чужой со стороны! А мы с тобой законные рабочие… лес-то немереный.
— Во-во… — подхватил отец. — Да тут только захоти. А вы тут люди видные, центральные люди, в силе…
Вдруг Павел положил руку на плечо Федьке:
— Иди-ка проветрись.
Федька встал. Покачиваясь, вышел на крыльцо. Над черно-фиолетовым лесом синим огнем падали звезды. Сосны ровно и густо гудели. С танцплощадки неслось веселье, задорный голос пел: «Все могут короли, все могут короли…»
«Оля, наверное, там». Федька сбежал с крыльца, быстро зашагал к площадке. Но остановился.
«Нельзя мне туда! Павел сказал: «За меня пойдет! Сирота». Разве можно так говорить? Может, сирота как раз и не пойдет!»
Федька затоптался на месте, с тоской слушая, как весело заливается певица.
Сзади вышел на крыльцо Павел, громко, властно позвал:
— Федька!
Федька подошел.
— Пойдем в дом, — сказал Павел неожиданно мягко. — Никаких секретов. — И, помогая Федьке взойти на крыльцо, спросил: — Трактор-то хорошо водишь?
— Ничего.
— Я тебя назначаю трактористом. — Павел обнял Федьку за плечи. — Мишуха совсем расквасился, уйти намерен. — Павел остановил Федьку у дверей, пьяно помотал головой, заговорил весело: — Эх, и гульнем же мы с тобой, Федька! Ты меня держись! Я тебя на трактор посажу, в бригадиры устрою! Я ловкий, работы не боюсь, людей тоже! Мы с тобой делов наделаем, домов настроим. Тебе в деревне тоже дом сгрохаем! Первый парень будешь. Живи, Федор Васильевич! Вот батя мой. Заслуженный человек, пчеловод первый! Батя что? Батю надо уважить, батя потрудился на своем веку. Завтра же трактор получишь, я устрою. Мы с тобой живо лес отволокем в сторону, для дела!
Федька замотал головой:
— Нет!
— Ну ладно, ладно, потом об этом потолкуем! — закричал Павел, распахивая дверь и вталкивая Федьку в дымную комнату. — Садись, Федя, с нами, в одну семью!
На другое утро, когда Федька проснулся, в комнате никого не было. Федька сел. Голова ныла, во рту было горько. Солнце сверкало на бутылках, на грязной посуде. Мешок Пашкиного отца выглядывал из-под кровати.
Федька встал, пошел купаться.
Он разделся на берегу старицы, попрыгал на мокром песке, зашел по колено, расплескал руками зацветающую бархатисто-зеленую воду и нырнул в холодную глубину. Вынырнул далеко, с зеленью на волосах, и поплыл, высоко выбрасывая руки.
Когда вылез на берег и оделся, мысли прояснились. «Никакого трактора мне не надо, жульничать не буду, уйду я! — решил он и полез по песку вверх. — Уеду сегодня же вместе с Мишухой. Пусть они тут воруют, женятся!..»
Наверху над обрывом стояла Оля и, сонно улыбаясь, смотрела на него. Сегодня было воскресенье, никто никуда не спешил. Федька поднялся наверх, встал рядом. Оля была в светло-зеленом платье, волосы, золотистые на затылке, торчали смешными хохолками. Она вдруг сняла с ноги босоножку, села на земляной холмик, взяла обломок камня и стала заколачивать гвоздь в каблуке, тихонько напевая:
— Тебе смешно!. — сказал Федька, чувствуя вчерашнюю тоску, и вспомнил слова Павла. — Тебе смешно, а я уезжаю.
Оля замолчала, недоуменно посмотрела на него. Федька покраснел и опустил голову.
— Зачем же уезжаешь? — спросила Оля. — Да ты не проспался, что ли? Почему уезжаешь? — Она дернула его за руку.
Оля встала и стояла с поднятыми волосами, с полуоткрытым ртом, глаза ее тревожно ждали ответа. Босоножку она держала в руке.
— Пашка на тебе женится, а мы с Мишухой уезжаем! — сказал Федька. Отвернулся и неожиданно для себя заверил: — Я тебя никогда не забуду!