Итак, прошлое было отрезано. Он остался один с ценным грузом посреди мрачной тайги, откуда могут выйти и напасть дикие звери… Вертолет прилетит за ним завтра, если не будет дождя. А дождь уже начался, и шесть мешков муки, оставленных под его личную ответственность, уже намокали посреди раскисшего летного поля.
«Покрепче, парень, вяжи узлы, слышишь, ревет норд-ост…» — подумал он, поглубже натянул кепку и побежал к мешкам. Обхватив первый мешок, он попытался оторвать его от земли. В коленях что-то хрустнуло, кровь бросилась в лицо. Волевым усилием он поставил мешок, присел, взвалил на плечо.
«Атланты держат небо на каменных плечах, — подумал он и пошагал к навесу. Шатаясь, задыхаясь и бормоча: «На мокрых тропинках далеких планет останутся наши следы», — он зашел под навес. Здесь на корточках сидели двое, несомненно, аборигены: один — тощий, рыжеусый, другой — заросший, пухлый, в грязном белой шапке. Они были заняты: лысый передавал напарнику по одной карте.
— Привет, мужики! — выдохнул Кирилл, опуская мешок на землю.
— Ставь его промеж нас, — сказал пухлый, не глядя на Кирилла, и почесал висок карточной колодой. — Удобнее играть будет.
Кирилл подволок мешок и небрежно спросил:
— Прилетели или улетаем, мужики?
— Пока не знаем, — равнодушно ответил пухлый и сплюнул.
Второй мешок был тяжел как свиная туша. Кирилл подлез под него, но встать не мог. Дождь уже хлестал в лицо, смешивался с потом. Кирилл глубоко вздохнул пять раз по системе йогов, надул живот и стал мысленно слагать письмо Оле:
«Олюшка! Я начал настоящую жизнь! Как сон вспоминаю новогодний вечер в подъезде, когда мы первый раз поцеловались!.. От тебя пахло морозом и мандаринами. Здесь, в этой суровой горной стране, так радостно вспоминать твой нежный запах…»
Вдохновившись, он поднялся и решил, что стиль не тот, что надо мужественнее, проще, например, так:
«Местечко здесь клевое. Дождь типа муссон заливает паршивый аэродром… В мокрой мгле вижу лишь твое овально-прекрасное лицо…»
Когда он появился под навесом, игроки не повернулись в его сторону, только пухлый попросил:
— Ложи этот мешок на энтот.
Выбредая под дождь, Кирилл подумал: «Да, кремневые мужики, таежной закалки».
Третий мешок он взял рывком, по-борцовски, а чтобы не рухнуть, продолжал слагать письмо Оле:
«Больших дел пока нет, они впереди. Пока черновая работа».
Войдя под навес почти без сознания, чувствуя, как точно от горчицы жжет в носу, он едва не уронил мешок на рыжеусого. Когда мешок жирно плюхнулся у того за спиной, рыжеусый приподнял зад и сказал, глядя в карты:
— Подвигай ближе, я на него присяду.
Кирилл подкатил мешок, и рыжеусый сел на него, вытянув худые ноги в резиновых сапогах.
Кирилл стащил с себя мокрую штормовку, сумку и в одной ковбойке вышел из-под навеса; горячие струи текли по спине, тошнота подкатывала к горлу.
Поднимая четвертый мешок, он упал. Мешок, будто живой, навалился на него шершавой осклизлой тканью. Кирилл всхлипнул, прижимая пылающее лицо к холодному животу мешка… затем поднялся, утерся, испуганно огляделся. Из тайги ползли дымные клочья тумана.
…С шестым мешком он уже по-настоящему боролся. Волок два-три метра, садился рядом, подпирал плечом, шептал бессмысленные ругательства… Вставал и снова тащил мешок по грязи, держа его за углы, будто за упругие чудовищные уши…
Когда, перемазанный грязью и мучной слизью, он приволок мешок под навес, игроки уже бросили карты и задумчиво покуривали.
— Все, ребята! — загнанно дыша, объявил Кирилл и сел, точно подрубленный. — Малость размялся.
— Слышь, друг, — сказал рыжеусый приветливо. — А ведь я тебя проиграл.
— То есть как? — спросил Кирилл и улыбнулся. — Меня?
— Тебя. Проиграл вот ему. Пусто-одному. — Рыжеусый показал головой на своего напарника.
Только теперь Кирилл заметил, что Пусто-один смотрит на него единственным черным глазом из-под шапки четко и просто, как смотрит винтовочное дуло.
— Забавно вообще-то, то есть как это проиграл? — засмеялся Кирилл и зачем-то суетливо стал двигать мешок.
Пусто-один встал, не сводя с него единственного глаза.
— Пойдем, — сказал он деловито. — Пойдем в лесок, я тебя отправлю.
— Куда? — спросил Кирилл, не отпуская мешок, точно в нем было его спасение.
— К старику, на небо, — пояснил Пусто-один.
— Да вы что, мужики? — шутливо сказал, и вдруг руки его ослабли, вместе, с мешком он стал оседать на землю. Красные кляксы соленой крови часто закапали на мокрые руки из носа. Вид собственной крови испугал его как в детстве, когда хотелось зареветь и бежать к маме…