Губы Виктора сжались в напряжении, кожа на лице покрылась пунцовыми пятнами, почти не открывая рта он спросил:
— Даша, не против, если я у вас подымлю? Я выдую всё в окно.
— Да, конечно, — девушка быстро согласилась, за что получила полный укора взгляд Лисы. — Что, ему сейчас хреново. Всего разок.
Последним аккордом концерта стал разочарованный выдох Алексея Валерьевича.
За окном быстро, как это бывает зимой, стемнело. Старик всё никак не возвращался. Никто и не думал предложить играть или ещё как-то развлечься, и время текло мучительно медленно. В воздухе пахло терпкой чайной заваркой и лимоном.
Как бы невзначай Лиса решила пройтись до коридора и посмотреть на ту самую фотографию. Четверо подростков стояли на фоне деревьев. Как раз в центре была девушка, которая отличалась зловещим сходством с Лисой. Не считая этого снимок выглядел невзрачно и обычно.
— Интересно, — Артём вновь заставил девушку вздрогнуть от неожиданности, — Почему так много фотографий? Большинство из них повторяются, и всё равно. Знаешь, это ведь семидесятые. Ты видела когда-нибудь старый фотоаппарат? Таким селфи не сделаешь. А потом ещё проявлять это всё. Замучаешься. Но кадры всё чёткие, без брака.
— Ты ведёшь к тому, что кто-то должен был их фотографировать.
— Да. Кого-то, кого нет на снимках. Я, конечно, не уверен, но судя по одежде и причёскам, на всех фотографиях только эти пятеро, вместе или по отдельности.
— Хочешь сказать, с ними был кто-то шестой. Тот, кто их снимал. Только что нам это даёт?
— А Рита называла имена погибших?
— Вроде нет. А что?
В лесу раздался выстрел. Лиса почувствовала привкус металла во рту, и поняла, что случайно прикусила кончик языка. Она в панике заметалась, не зная, куда бежать. Фотография, которую она всё ещё держала, вдруг изменилась. Трое подростков теперь смотрели на девушку в центре, а затем их лица и тела поплыли красными кляксами, стали уродливыми, искалеченными. И только девушка в центре осталась такой же, какой и была, с застывшей на устах лёгкой беззаботной улыбкой.
— Откройте! Откройте же!
Приглушенный хрипом старческий голос звучал совсем близко. Виктор и Алексей Валерьевич одновременно оказались у двери. Артём сделал шаг назад и оттеснил Лису к лестнице. Глядя на её побледневшее лицо, он тихо и как можно спокойнее произнёс:
— Всё нормально будет, ну ты чего.
Запах жжёного пороха перемешался со студёным ветром и смрадом пота. Клочки разорванной шубы падали бурыми пятнами в снег. Зверь стоял на краю бассейна, наблюдя за тем, как раненый старик вперевалочку бежит к дому. Не выпуская ружья из рук он упал на пол. Виктор, вспоминая уроки первой помощи, схватил полотенце потолще и прижал к животу. Рана оказалась настолько глубокой, что руки парня тут же провалились во влажную и горячую плоть. Зажимать там было нечего, внутренности вываливались наружу через разорванные мышцы и кожу.
— Так и знал, — захрипел дед, — Надо было приставить к вашим головам дуло сразу, всё бы, как миленькие сделали. Как миленькие бы…
Он перевернулся на живот и затих.
— Умер? — Высунулась Рита, в её вопросе звенело холодное безразличие и лёгкая досада от того, что теперь она, возможно, никогда не раскроет тайну домика.
— Нужно проверить пульс. — Мужественно справившись со рвотным позывом, Алексей Валерьевич просунул пальцы под воротник шубы и коснулся шеи старика.
Щёлк! Патрон скользнул в ствол. Едва живой Григорий Иванович рывком сел и прислонился спиной к стене. Заряженное ружье ходило в его руках, как гремучая змея водит головой, чтобы запутать, не выдать, куда придётся укус.
— Книгу видели? — Тишина. — Книгу, я спрашиваю?
— Которую Сорокин в библиотеке взял? — Неожиданный поворот вызвал у Риты детский восторг, — Да. Чего вы хотите от нас?
— Освободите её! Проведите обратный ритуал! Живо! Иначе я кого-нибудь пристрелю! Я не шучу, вас шестеро, мне так много не надо, пятерых будет достато…— Он зашёлся кашлем. Из его рта пошла пена, содрогающаяся грудь издавала хлюпанье от неудержимой судороги.
Виктор среагировал мгновенно. Правой рукой он схватился за ствол и сразу же задрал его вверх, а левым локтем оттолкнул старика, кистью обвил рукоять ружья и легко вырвал его у уже остывающего тела. Испещрённое морщинками лицо вдруг разгладилось и застыло. В уголках глаз высохли слёзы боли, поглотившей последние секунды жизни Григория Ивановича.
— Молодец, — похвалил Алексей Валерьевич своего воспитанника, — Давай его теперь сюда, оно нам ещё может понадобиться.
Он потянулся к оружию, но Виктор увёл его в сторону.
— А вы хоть стрелять-то умеете?