- Спасибо, профессор, спасибо! Уже три месяца? Ну и почему так долго скрывали от меня Григория? - немного обиженно спросил Герман.
- Мне нужно было убедиться, что процессы необратимы. Да и сейчас, пожалуй, слишком рано расслабляться, мы будем пристально наблюдать за жизнью Григория ещё долгое время.
- Роб, дружище, да это же настоящая победа! - не выдержал, наконец, Герман и бросился обнимать профессора, совершенно забыв, что пару минут назад называл его на «вы» при пациенте. - Это огромный прорыв в науке! Такое обязательно надо отметить!
- Да, Гера, обязательно отметим, в том случае, если ты не задушишь меня своими ручищами, - улыбнулся Гельд, с трудом высвобождаясь из объятий друга.
- И как вы собираетесь это отмечать? - Григорий беспокойно заморгал маленькими водянисто-голубыми глазками.
- Не так, как принято в большинстве случаев, Григорий, не сомневайтесь. Жизнь некоторых людей настолько интересна и насыщена, что у них не возникает необходимости прибегать к искусственным способам поднятия настроения. Ну, разве что, лично я прибегаю к кулинарным способностям моей жены. Вот к этому я уже давно и безнадёжно пристрастился, - улыбнулся профессор.
- Да, это отличный способ поднять настроение! - согласился Герман.
- Крем-брюле? - Гельд лукаво взглянул на друга и рассмеялся.
Герман шутливо нахмурился:
- Ну, переел один раз, с кем не бывает, теперь всю жизнь вспоминать будешь? Что поделать, если Юля готовит просто волшебно. В конце концов - это ты меня подсадил. Всё, решено, встречаемся у тебя! - заявил Герман, - Посмотрим, что на этот раз придумает твоя жена.
Остаток дня Герман провёл в состоянии полного блаженства.
- До завтра, Лариса, - попрощался он с секретаршей, одарив её приветливой улыбкой. Выйдя из здания, в котором располагался офис фирмы, он направился в магазин, решив сделать близким подарки. Герман набросал в тележку горького шоколада с миндалём и мятой, который так любила его жена, и взял несколько упаковок жевательного мармелада. «Сын будет доволен», - с радостью подумал он.
Потом Герман зашёл в отдел игрушек. Он шутил с продавцами и улыбался кассирше ювелирного магазина, в котором подобрал жене изящный кулон и цепочку. Затем, пожелал всем прекрасного вечера и вышел. На улице он улыбался незнакомым людям. Дома надел свой подарок на шею жены. С удовольствием наблюдая восторг на лице Марии, подхватил любимую на руки и закружил по всей комнате.
- Милый, перестань, у меня голова кружится, - наконец, смеясь, закричала она.
Тогда он отпустил жену и, схватив в охапку сына, начал подбрасывать его чуть ли не до самого потолка. Лёва громко хохотал и верещал от восторга. А Герман был бесконечно счастлив: «Моей жене и сыну не будут сниться кошмары, я смогу сделать их счастливыми! А сколько ещё семей сможем осчастливить мы с Робертом, если дела и дальше пойдут так замечательно!» Весь вечер Герман вспоминал сбивчивый рассказ Григория и его светящееся радостью лицо. «Лучшего применения своим деньгам я никогда бы не нашёл», - решил он. «И это только начало. Впереди ещё много труда и побед. Именно ради такого и стоит жить».
Вечером Герман, всё ещё не смея верить, что всё происходит наяву, шёл по коридору в ванную мимо комнаты сына. Из-за приоткрытой двери он услышал, как Лёва читает вслух:
- Может ли Ефиоплянин переменить кожу свою и барс — пятна свои? Так и вы можете ли делать доброе, привыкнув делать злое?
Эти слова заставили Германа остановиться. Он заглянул в комнату сына:
- Лёва, что ты читаешь?
- Библию, нам в воскресной школе задавали.
- Вы снова с бабушкой были в церкви?
- Да, в прошлое воскресенье она взяла меня с собой.
- И как тебе в церкви, нравится?
- Да, папа, очень нравится!
- Ладно, сынок! Давай-ка, ложись спать, уже пора.
- Хорошо, папа, - сказал Лёва и встал из-за стола.
- Вот умница, - Герман крепко обнял и поцеловал сына, - Я люблю тебя, сынок, спокойной ночи.
- Спокойной ночи, папочка.
Герман долго не мог уснуть от радостных впечатлений сегодняшнего дня. Но слова, услышанные из уст сына, почему-то засели в его разуме и тревожным эхом отдавались где-то в глубине души. После смерти отчима мама Германа зачастила в церковь, а когда подрос внук, то и его начала брать с собой. Наблюдая за мамой последние несколько лет, и видя какой радостной и умиротворëнной она стала, Герман решил, что их совместные с Лëвой походы сыну точно не повредят.