- Здрасьте, тетя Рая. Забавно, да? В прошлый раз ты меня булыжником угостила, вопила, чтоб я в аду горела, а, видишь, как вышло всё? Кто сгорел-то?
Люба презрительно плюнула на почерневшие останки и пошла назад. Её спутники не теряли время. Пока доктор стоял на стрёме, Костя шустро выстеклил раму ближайшего дома. Осмотр жилища не принес особенных результатов, хозяева вывезли все мало-мальски ценное, даже скрутили краны из ванной.
Бродяги разделили на троих холодный ужин. Пришлось спать на полу, но, главное, под крышей. Хирург очнулся первым. За окном рассвело, но из-за низких облаков все казалось таким серым, угрюмым, промозглым, что даже не хотелось выходить из дома. А надо. Вчерашний план провалился, с новым пока не ладилось, но сидеть на месте в их положении было нельзя.
«К городу придется возвращаться. Там на периферии легче чистых разыскать. Опасно конечно. А что делать?»
Этот вопрос все время терзал доктора. Он чувствовал себя наркоманом, жизнь которого зависела от очередной дозы, но её невозможно было купить за деньги, поэтому каждый раз приходилось переступать через себя и убивать, убивать, убивать. По иронии судьбы, человек, который считал своим призванием заботиться о здоровье других и спасать жизни, теперь эти жизни регулярно отнимал. Но моральные принципы уже мало терзали Хирурга. Тяжело убить было лишь в первый раз, ну, может еще чуть-чуть - во второй, а затем «рука набилась».
- Скрипнули половицы. Кочерга в семейных трусах вышел из соседней комнаты:
- Ну че там? Пойдем на разведку или как? Не хочется с пустыми руками возвращаться, да?
- Местные сразу поймут, что мы что-то вынюхиваем. Днем мелькать на улице рискованно.
- Да тут, может, три калеки осталось? Если боишься, давай я пошукаю. Да ты не смотри так строго, я наш вчерашний уговор помню, поэтому и советуюсь заранее.
Ревущий гул с улицы заставил их замолчать. Мимо промчался «УАЗик» с открытым кузовом.
- Пять человек сверху плюс водитель и пассажир. С ружьями. А может и посерьезнее арсенал имеется. Вот тебе и калеки, - почесал переносицу Хирург, - уходить надо, меняем тактику.
Через пару часов троица с большими предосторожностями выбралась из станицы. Но только они миновали перечеркнутый знак «Пластуновская» как вновь услышали шум мотора.
- О, вернулись, - пропыхтел Костя из придорожных кустов.
- Нам бы тоже машину, - мечтательно вздохнула Люба.
Однако доктор вдруг перевел разговор в иное русло:
- А вы знаете, почему станица называется Пластуновская?
- Ну… в честь какого-нибудь Пластунова? – неуверенно предположила экс-модель.
- В казачьем войске пластунами называли разведчиков. Им по службе на пузе часто ползать приходилось, чтобы поближе к неприятелю подобраться, пластаться то есть. Или пластом лежать в засаде. Таких обычно из бедняков набирали, кто коня себе позволить не мог и пешим ходил. В их честь и назвали это местечко в старину.
- А на черта нам этот урок кубановедения? – пробурчал Кочерга.
- Указатель увидел, вспомнилось… мы сейчас как эти пластуны, лежим, прячемся.
Люба встала на колени, вытащила колючки из волос и посмотрела по сторонам:
- Никого. Долго еще валяться будем?
Костя злобно дернул её за рукав:
- Цыц, баба! Куда вылезла без разрешения?! Спалишь нас, дура!
Чтобы придать весомость своим словам, Кочерга отвесил подруге тяжелый подзатыльник.
- Больно! – Люба перепугалась и обижено захлюпала носом. Хирург не лез в разборки «молодоженов», хотя и порицал подобные манеры даже в такое тяжелое время.
Переждав минут десять, бродяги двинулись дальше. Все шли в подавленном настроении. Костя уставился на свои грязные ботинки и даже начал жалеть, что встретил доктора. Раньше всё было проще. Он знал, что умрет и прожигал последние месяцы жизни в пьяном угаре и разврате. Но ситуация изменилась. Хирург дал ему шанс, пусть маленький, туманный, но все-таки шанс на жизнь. И Кочерга за него ухватился.
В этом году Косте должно было исполниться сорок. Но его потрепанная, заросшая щетиной рожа выглядела значительно старше, особенно после славной попойки. Кочерга не верил, что доживет до этой сокровенной для многих мужчин отметки, после которой у большинства со зловещей скоростью развивался кризис среднего возраста. Не верил, но хотел. И в короткие перерывы между пьянками он скрежетал зубами в бессильной злобе, чувствуя, как смерть копается в его теле, прокладывая себе всё новые ходы.
Шахта. Большая живая шахта. Вот чем для клещей было тело носителя. Тысячи невидимых глазу паразитов рыли свои бесчисленные ходы, углубляясь все сильнее. Как правило, самый ад для пятнистых начинался ночью, а к утру букашки вновь затихали.