Перед самым Жарыком мы ещё и простояли почти сорок минут в Дарье – естественно, пропуская вперёд «испанца». Это «Тальго», честно говоря, уже начало надоедать этими длинными стоянками из-за него всех остальных поездов. Зато все проводники нашего состава в это время быстро поснимали с вагонов маршрутные трафареты – оказалось, что на жезказганских
разъездах их могли украсть! Казалось бы – для чего?!! Но наш народ же горазд на выдумки – трафареты передавали затем на какую-нибудь другую станцию, где… продавали этим же проводникам обратно, но чуть дешевле, чем им грозил деповский штраф за некомплект при сдаче вагона!
К нашему поезду прицепился тепловоз, и вскоре мы покатили дальше. На жезказганской однопутке за двадцать три года почти ничего не изменилось – лишь исчезли почти все старенькие прожекторные светофоры, которые заменили более современными линзовыми. Но один всё же остался: такой милый сердцу старенький одноламповый «кругляшок» печально мерцал жёлтеньким огонёчком вслед нашему поезду сразу за Кызылжаром, а рядом с ним на свежевыкрашенной мачте уже красовался современный прямоугольный светофорище, который пока не работал.
Звеньевой путь, местами уложенный ещё 12-метровыми рельсами, на которых колёса несчастного вагончика начинали стучать в два раза чаще, периодически начинал напоминать «американские горки». Тем не менее наш локомотив героически бежал по этим ухабам со скоростью между 60 и 70, лишь очень изредка сбрасывая газ до скоростей меньше сорока. На «Разъезде 96 км» сверкала миллионами огней не хуже центральных улиц Астаны знаменитая новенькая экспортная нефтебаза с наливным терминалом – все остальные полустаночки подсвечивались еле-еле…
Километров за двадцать до Джезказгана наш поезд клюнул носом и начал затяжной пологий спуск в город. Дорога широкими петлями огибала отвалы породы с медного комбината. Затем справа показался посёлок Аварийный: от былого кирпичного завода с двумя шикарными иностранными туннельными печами и майонезными баночками в столовой вместо стаканов, на который я приезжал в командировку пятнадцать лет назад, теперь остались лишь бесформенные руины. Шикарный строительный кирпич Джезказгану и окрестностям оказался не нужен. Через несколько минут наш состав «приземлился» у одноэтажного здания местного вокзала.
По случаю наступавших выходных в этот поезд был добавлен специальный «детский» вагон, предназначенный для бесплатного подвоза детей железнодорожников с крохотных степных разъездиков в школы-интернаты Караганды и Жезказгана. Из этого вагона вывалила целая толпа школьников, приезд которых по какому-то случаю снимала местная телекомпания. Обойдя толпу телевизионных деятелей искусств, я посмотрел, куда поедет привёзший нас тепловоз, и почапал в ту же сторону.
Парочка прокопчёных тепловозным дымом ангаров оказалась в десяти минутах ходьбы от перрона. Табличка на одном из них гласила о том, что это оборотный филиал «ТД-7 Жезказган» жанааркинского локомотивного депо. На путях между ангарами притулились две «половинки» тепловозов – только что пришедшая с нашим поездом и ещё одна такая же. Бригада, приведшая наш поезд, бегала с тряпками вокруг локомотива, протирая и осматривая его перед сдачей. Дежурный начальник смены «ТД-7» по имени Сан Саныч, оформлявший документы другой локомотивной бригаде, уходившей через час в рейс, оказался в курсе насчёт приезда столичного гостя. И минут через пятнадцать, дописав какую-то очередную бумагу, он повёл меня на базу запаса.
От былого жезказганского паровозного величия остались лишь жалкие крохи… Паровозиков в запаснике едва набралось с три десятка, причём там остались только «Л» самых последних их лет выпуска. Ни «Э», ни американских «Еа» уже ни одного не было. Запасник был обнесён проволочным забором, по краям виднелись две сторожевые вышки, а у въезда стояла «будка» охраны – старый довоенный пассажирский вагон без колёс.
Едва мы подошли к воротам, как навстречу немедленно выползли «гоблины»: двое огромных мордоворотов в форме военизированной охраны «ВЖДО». Сан Саныч представил им меня, как столичного корреспондента, интересующегося старой техникой, и попросил пропустить меня на часок внутрь к паровозикам. Двое «гоблинов» как-то сразу потускнели лицами, пошушукались между собой и вызвали из вагона третьего мордоворота – видимо, самого главного из них.