С какою горькою отрадойМы извлекаем пуховик,А то тулуп широкозадый:Едва надел – уже привык.Кому эксцесс, кому расплата,Обидный крен на пару лет,А нам – костяк, писал когда-тоОдин поэт.
Как быстро воскресает навык –Молчи, скрывайся и урчи;Привычки жучек, мосек, шавок,Каштанок, взятых в циркачи,Невнятных встреч, паролей, явок,Подпольных стычек, тихих драк;Как быстро воскресает навыкБолезни! Как
По-детски, с жаром незабытым –Чего-то пишем, все в уме, –Сдаешься насморкам, бронхитам,Конспирологии, чуме,И что нас выразит другое,Помимо вечного – «Муму»,Тюрьма, сума, чума и гореУма/уму?
Не так ли воскресает навыкСвиданий с прежнею женой,Вся память о словах и нравах,Ажурный морок кружевной:Душа уныло завывает,Разрыв провидя наперед, –Плоть ничего не забывает,Она не врет.
Смешней всего бояться смерти,Которой опыт нам знаком,Как рифма «черти» и «конверте».Его всосали с молоком.И после всех земных удавокЕще заметим ты и я,Как быстро к нам вернется навыкНебытия.
Танго
Когда ненастье, склока его и пряначнут сменяться кружевом декабря,иная сука скажет: «Какая скука!» –но это счастье, в сущности говоря.
Не стало гнили. Всюду звучит: «В ружье!»Сугробы скрыли лужи, «Рено», «Пежо».Снега повисли, словно Господни мысли,От снежной пыли стало почти свежо.
Когда династья скукожится к ноябрюи самовластье под крики «Кирдык царю!»начнет валиться хлебалом в сухие листья,то это счастье, я тебе говорю!
Я помню это. Гибельный, но азартполчасти света съел на моих глазах.Прошла минута, я понял, что это смута, –но было круто, надо тебе сказать.
Наутро – здрасьте! – все превратят в содом,И сладострастье, владеющее скотом,затопит пойму, но Господи, я-то помню:сначала счастье, а прочее все потом!
Когда запястье забудет, что значит пульс,закрою пасть я и накрепко отосплюсь,смущать, о чадо, этим меня не надо –все это счастье, даже и счастье плюс!
Потом, дорогая всадница, как всегда,Настанет полная задница и беда,А все же черни пугать нас другим бы чем бы:Им это черная пятница, нам – среда.
«Вот девочка-зима из спального района…»
Вот девочка-зима из спального района,Сводившая с ума меня во время оно,Соседка по двору с пушистой головойИ в шапке меховой.Она выходит в сквер, где я ее встречаю,Выгуливает там собаку чау-чау;Я медленно брожу от сквера к гаражу,Но к ней не подхожу.
Я вижу за окном свою Гиперборею,В стекло уткнувшись лбом, коленом – в батарею,Гляжу, как на окне кристальные цветыРастут из темноты.
Мне слышно, как растут кристаллы ледяные,Колючие дворцы и замки нитяные,На лиственных коврах, где прежде завывалОсенний карнавал.
Мне слышится в ночи шуршанье шуб и шапокПо запертым шкафам, где нафталинный запах;За створкой наверху подглядывает в щельИскусственная ель;Алмазный луч звезды, танцующий на льдине,Сшивает гладь пруда от края к середине,Явление зимы мне видно из окна,И это все она.
Вот комната ее за тюлевою шторой,На третьем этаже, прохладная, в которой,Средь вышивок, картин, ковров и покрывал,Я сроду не бывал;Зато внутри гостят ангина и малина,Качалка, чистота, руина пианино –И книги, что строчат светлейшие умыДля чтения зимы.
Когда настанет час – из синих самый синий, –Слияния цветов и размыванья линий,Щекотный снегопад кисейным полотномПовиснет за окном, –Ей в сумерках видны ряды теней крылатых,То пестрый арлекин, то всадник в острых латах,Которому другой, спасающий принцесс,Бежит наперерез.
Когда рассветный луч вдоль желтого фасадаСмещался в феврале и было все как надо:Лимонный цвет луча, медовый – кирпича,И тень ее плеча, –Я чувствовал, что с ней мы сплавлены и слиты:Ни девочка-апрель, что носит хризолиты,Ни девочка-октябрь, что любит родонит,Ее не заслонит.
Тот дом давно снесен, и дряхлый мир, в которомМы жили вместе с ней, распался под напоромПодспудных грубых сил, бродивших в глубине,Понятных ей и мне, –Но девочка-зима, как прежде, ходит в школуИ смотрит на меня сквозь тюлевую штору;Ту зиму вместе с ней я пробыл на плаву –И эту проживу.