С середины XII века до 1819 года Бу-Нугейм был вычеркнут из большой истории. В 1819 году здесь побывал французский отряд во главе с капитаном Леоном, и Бу-Нугейм стал вновь фигурировать в официальных документах. Старая крепость и храмы лежали в руинах, а в нескольких хижинах, крытых пальмовыми ветвями, обитали нищие караванщики, водившие верблюдов из Феццана к побережью залива Большой Сирт. И лишь в апреле 1967 года здесь начали работать французские археологи.
Мне симпатичны люди, увлеченные каким-нибудь полезным делом. Сейчас это называется английским словом «хобби» и считается, что каждый человек должен иметь свое хобби. Лично мне больше всего импонирует, когда, скажем, строитель рисует хорошие картины, а художник в свободное время собственноручно мастерит садовый домик. Чем больший диапазон между профессиями, тем сложнее совместить свою специальность и увлечение. Но вместе с тем и интереснее. Такие люди обычно настолько увлечены своим делом, что действуют напористо, бескомпромиссно и нередко наживают себе недоброжелателей даже среди своих сослуживцев и близких друзей. С одним из таких людей я познакомился в уютном поселке советских специалистов, находившемся в 20 километрах от Мисураты. Имя его — Олесь Костенок, по профессии он — повар, а по призванию — археолог.
Во время посещения поселка кто-то сказал мне, что есть у них один чудак, который бродит по пляжу и подбирает разные черепки, зеленые кусочки меди, осколки стекла и все эти предметы называет древними. С этим чудаком, о котором так нелестно отзывались, я поспешил познакомиться и обнаружил в нем, простом парне из Киева, прикоснувшемся к истории во время своего участия в археологических экспедициях, удивительную устремленность что-то познать вот здесь, на месте, в Ливии, что-то открыть, объяснить и еще просветить своих товарищей.
…Сидим с Олесем в его крошечной комнатке, заваленной черепками, осколками масляных ночных светильников и увешанной картонками, на которые приклеены медные гвоздики, осколки тянутого и витого стекла, навершие бронзового перстня, глиняная печать, подвеска. На столе лежат обливной кирпич — «примфа», кусочки медных монет, бывшие в работе пряслица. Все это собрано Олесем на берегу моря. Он очень гордится почти целым стеклянным пузырьком с темным налетом на донышке, который Олесь собирается исследовать в лаборатории. Скорее всего это какое-то благовоние, по запаху напоминающее мирру.
Такие находки подъемного, как говорят археологи, материала на побережье Средиземного моря довольно часты и относятся к разным историческим периодам. Финикийцы и древние греки осваивали побережье, приставая к нему на судах, которые передвигались под парусами или шли на веслах, и притом только в светлое время суток. За это время судно проходило 20–25 километров и затем, выбрав удобную гавань, причаливало к берегу для ночлега и отдыха экипажа. Со временем на этом месте оседали люди. Они строили дома, склады, храмы, обводили все это высокой стеной, и получалась транзитная станция-пристань. Именно на побережье, в районе таких станций, можно найти осколки финикийских стеклянных сосудов, горлышки амфор, в которых перевозили зерно, оливковое масло, вино или другие сыпучие и жидкие продукты. Здесь же были и предметы более поздних, римского и мусульманского, периодов. Олесь Костенок просто внимательно смотрел под ноги и поднимал все, что казалось ему интересным. Кстати, такие находки, если, конечно, они не выходят за рамки ординарных, не преследуются законодательством ни одной страны.
Уже будучи в Триполи, я получил из Мисураты письмо от Олеся, которое, как говорят журналисты, позвало меня в дорогу. Его текст, опуская некоторые не относящиеся к делу детали, я привожу ниже:
«Наконец-то дела сдвинулись с мертвой точки… Мы имеем по субботам машину, способную перевезти нашу группу в количестве 10 человек. Сегодня основательно прочесали всю территорию площадки — большое количество подъемного материала… Провели приблизительную съемку местности — привязаться абсолютно не к чему. Разобрали два захоронения: трупоположение восток — запад, они разграблены, костяк нарушен, сохранность ниже средней, находок никаких. Наметился план: начнем со следующей субботы тщательный осмотр одного из 17 домов, который расположен ближе всего к морю. Попытались откопать резную фигурную мраморную колонну диаметром 80 см, углубились на метр — а она все продолжается.
Самое интересное то, что прямо в центре дороги, ведущей к нашей площадке, образовался провал диаметром полтора метра, правильной формы круга. На глубине от поверхности свод округлый, множество лакун с захоронениями детей — костяки визуально просматриваются, но рассыпаются в порошок при прикосновении; вещеположений, по всей видимости, нет. Возле самого провала, в нише, двойное захоронение… Саркофаг сделан из плит песчаника и, что самое потрясающее, сверху был закрыт цельной керамической плитой длиной 1,85 м и толщиной 3 см, по краям она тщательно замазана раствором. Плита разбита буквально в мае этого года — в захоронении видны следы лопаты, ножа, молотка, костяк почти полностью уничтожен. Между верхним сводом этого так называемого «некрополя» и замывами песка — рабочее пространство от 1 м до 30 см. В тупиках везде завалы. Грунт наносный… следов, кроме моих, в глубине нет. По всей видимости, до пола еще около 1–1,5 м, так как ниши и лакуны находятся на разных, хорошо видимых уровнях. Арабы в провал уже сбросили машину мусора, и если так пойдет дальше, то через месяц провала не станет. Усилия обнаружить вход в подземелье успехом не увенчались…
Передаю Вам фрагмент оконного стекла, немного керамики для точного определения времени и обломки монет; к сожалению, только масса обломков на поверхности. Тешу себя мыслью, что все целое и достойное внимания находится в культурном нетронутом слое…».
Уже будучи в Москве и работая над этой книгой, я достал из своего письменного стола небольшой целлофановый пакет с предметами, собранными Олесем на побережье Средиземного моря и подаренными мне. Среди них — два глиняных осколка светильников: на одном изображена гривастая голова льва, на другом — идущая львица или пантера. Это второе изображение на красной обожженной глине очень динамично. У меня такое впечатление, что эти лампы делались поштучно и каждое изображение, будь то лев, пантера или другое животное, исполнялось мастером отдельно.
Среди моей коллекции — пять обточенных рыбьих позвонков, отбеленных морем и солнцем. Они хорошо отполированы и почти невесомы. Скорее всего их использовали в качестве фишек во время какой-нибудь игры вроде современных шашек или нард.
Но больше всего здесь бронзовых предметов: шесть почти целых монет, десять фрагментов монет и кусочек бронзового, небольшого размера кольца. Лучше других сохранилась монета Галлиена, на которой император изображен в характерной для него солнечной короне. На двух других — он же, но в шлеме. Латинские буквы на монетах можно прочитать при достаточном навыке и терпении. Кольцо же интересно прежде всего своей замысловатой квадратной печаткой. Возможно, этим кольцом запечатывались письма или ставилось клеймо, скажем, на каком-нибудь глиняном изделии. Часть этих предметов, которые я получил от Олеся, были найдены им в том самом месте, о котором он писал мне с таким знанием дела.
…Мы с Олесем Костенком выезжаем из Мисураты. Через 40 километров дорога сворачивает к морю, здесь и находится его площадка. Голубой щит указывает, что перед нами — рыболовецкий кооператив Зурейк. Зурейк — небольшая деревня, расположенная на берегу моря. Большое продолговатое помещение капитальной постройки с трубой, несколько домов из кирпича, школа, магазин, как обычно, со скучающим продавцом в дверях — таков сегодня Зурейк. Но мы едем дальше параллельно морю и, миновав несколько домов и зеленых полей, выскакиваем на побережье, замусоренное целлофановыми пакетами и пластмассовыми бутылками из-под жидкого мыла и бытовых химикалий. Выходим из машины, и Олесь с торжественным видом начинает:
— Вот здесь мной открыто несколько ниш с захоронениями, которые мы сейчас и осмотрим.