Течение реки заметно убыстрилось. Появились водовороты. И в том, как несло теперь нашу «Утку», чуялась некая тайная, готовая пробудиться — пробудиться и взыграть! — сила…
Над рекой, мощнея и усложняясь, наливаясь оттенками, все выше и выше взносилась многоголосая симфония низвержения. В нее то и дело вступали новые голоса и подголоски. А старые по мере движения лодки отдалялись и угасали, как обертоны.
Низвержение это не казалось простым падением по закону земного тяготения. То был торжественный акт слияния, радостное воссоединение расторгнутой общности.
Эта неистовая щедрость маленьких ручейков, эта безрассудность самоотдачи потрясают до глубины души Тут не останешься безучастным, нет! Беспокойся нетерпение и восторг охватывают тебя. На это на все обязательно надо ответить. И разобраться в самом себе Думаешь: «Вот так и все настоящие люди. Большое у тебя дело в руках или махонькое — не в том счастье. Счастье в твоем отношении к нему, в том, чтобы стопроцентно, без остатка, как у этих симпатяг-ручейков… Только так. Потому что в подобной самоотдаче и заключен смысл бытия. Только так маленькое становится большим— через воссоединение и слияние. Здесь и диалектика, и подлинные ее масштабы. Ведь каждый из этих пустячных ручейков дойдет до моря, каждый! Но в море он вольется не безымянной крошкой, а Волгой — полноводной и могущественной. И нет ему к морю иной дороги».
(Как Физик помог Лирику обрести творческую форму)
«Твое отношение к сатире?»
Этот вопрос возник у нас несколько неожиданно…
Историк ответил так:
— Сатира, по моему глубокому убеждению, необходима даже на отдыхе. Человек заплывает свинским жирком, ежели его не подстегивать, предоставив собственной лени.
Подняв руки вверх, Лирик сказал:
— Если не я мишень для сатиры, я всегда за сатиру! Вы же знаете, братцы!
У Физика с сатирой, как выяснилось, были особые счеты. Точнее сказать, не счеты, а особые на нее упования…
Печально покачав головой, он промолвил:
— Коль была бы сатира — задира, то не стало б и критиков — нытиков!..
…Наша первая дневка была неподалеку от села Чусовского (бывший Шайтанский завод), у камня с притягательным названием — Гардым, который белоснежной стеной высился над темно-зеленым пихтарником.
Выбравшись утром из палатки, мы увидели на пне, у костра, приколотую листовку. На ней большими литерами, напоминавшими греческие, были начертаны стихи.
Вот они.
(Басня)
— Ты чего безобразничаешь? — спросил у Физии хмурый, еще толком не проснувшийся Лирик.
Этот вопрос был вполне естествен, поскольку Историк не внушал подозрений как лицо, не имевшее отношения к стихотворству.
Физик — что тоже было вполне естественно — отпираться не стал.