— Бесхозяйственность! Как только терпят такое?
Я спрашивал у многих:
— А вы-то сами ведете борьбу с глушителями?
Нет, оказывается, не ведут. Были, конечно, отдельные случаи, не без того. Там кого-то поймали, избили, хотели утопить. Другого накрыли, но не смогли поймать, удрал. В отместку преследователи навалили в челн браконьера сена и сожгли челн.
И сами же осуждают подобную тактику:
— Все равно будут глушить и тот, и другой. Разве их проймешь этим? А челны зачем жечь, да еще с сеном? Не так надо!
— Интересно, а у вас, к примеру, есть в деревне глушитель?
— И не один!
— И вы их знаете?
— Мы ж не слепые, не глухие.
— И что же вы?
— А ничего. Это народ отчаянный, глушители. Кому охота красного петуха поймать?
— Так вы б хоть написали.
— Писали!..
— И что?
— А ничего. Как у нас бывает: вернули наши писания в сельсовет на расследование. А председатель — сват-брат этим канальям. Выпили они, закусили рыбой глушеной и отписали, что факты, значит, не подтвердились. Вот и весь толк. Закон есть, а исполнять его некому. Обида!
— Как же быть? — спрашиваю.
— А так и быть, бороться надо. Навалиться бы на них как на вредителей. Чтоб и не пикнули! Только эту кампанию должна возглавить власть, обязательно. Иначе не выйдет!
— А вы разве не власть?
— А мы поддержим. Всей силой поддержим, товарищ дорогой! А то эта язва по всему Союзу пошла! И на Волге глушат, и на Оке, и в Жигулях — везде! А сельсоветы и райисполкомы палец о палец не ударят, ровно их не касается! Если б совместно, мы б в два счета справились! А то вот что творится!.. Дело безопасное, отчего не заработать на табачок? Видали, как рыба-то плывет?
Видали, увы.
День и ночь плывет по реке глушеная рыба.
Плывет, как щепа.
А хищники сидят в пивных, в ресторанах, тешатся денежками шальными.
VII. ГЛАВА ИЗ КРУГОСВЕТНОГО ПУТЕШЕСТВИЯ
— Поэзия, брат Физик, отлично чувствует себя и без науки! А вот может ли наука обойтись без поэзии?
— Нет, не может.
— То-то же! Ну и нечего тебе восседать в позе Наполеона!
— Ты, по обыкновению, передергиваешь, дружище Лирик, подменяешь понятия. Но в чем ты прав, в том прав. Настоящая наука, конечно, не может обойтись без поэзии. В научном мышлении всегда присутствует элемент поэзии. Это сказал Эйнштейн. Однако поэзия науки особая. Поэзия научного творчества, научных изысканий и открытий — это совсем не то, что твоя поэзия, когда ты рифмуешь «кровь — любовь», «народ — вперед». Поэтому не вижу причины, почему бы мне и не остаться в позе Наполеона. Кстати, о Наполеоне… — Физик интригующе улыбнулся. — Представь, что тебе заказаны стихи…
— «Из гроба тогда император, очнувшись, является вдруг…» Нет, не хочется мне писать про Наполеона!
— Кто из вас помнит, отчего умер Наполеон? — спросил Физик.
Лирик досадливо пожал плечами (вот ведь еще!). Историк несколько раз гребанул веслом, затем сказал:
— Тарле сообщает, что от рака. В наполеоновском роду рак был болезнью наследственной. Перед смертью Наполеон острил, что «рак — это Ватерлоо, вошедшее внутрь».
— Между прочим, — не то уточнил, не то возразил Физик, — Наполеон в завещании писал, что он умирает преждевременно, что его убивает наемник английской олигархии.
— Правильно, есть там такое.
— А недавно случилось вот что, — продолжал Физик. — Один французский ученый, которому эта фраза из завещания не давала покоя, раздобыл из медальона волос Наполеона и подверг его радиоактивационному анализу. Результат получился потрясающий: был обнаружен радиоактивный мышьяк.
— Это нехорошо?
— Еще бы! Выходит, Наполеону в пищу подсыпали мышьяк. Наполеон был отравлен. Анализ позволил установить, какие были дозы и их периодичность. Буквально по дням… Все это было зафиксировано растущим волосом. Давно нет ни жертвы, ни злоумышленников, а следы преступления все еще налицо!
Лирик сказал:
— Знаете… а мне вдруг захотелось написать про Наполеона! Какая-то новая грань открылась…
— Так, друг Лирик, и бывает, когда поэзия и наука идут рука об руку!
Пословица говорит: сколько веревочку не вить, а кончику все быть.
Мы никуда особенно не спешили и даже, где бы. до возможно, растягивали удовольствие, однако плавание наше (наше «гранд тур») подходило к концу.
Первым это почувствовал, пожалуй. Лирик, у которого в разгаре была работа над чусовским циклом стихов. Что там у него получалось, мы не знали, но трудился он на совесть, так что поездка для него превратилась в отдых весьма относительный. Но тут уж ничего не поделаешь: шедевры легко читаются, создавать же их — дело хлопотное. Перечитайте, к примеру, «На воде» Мопассана — и вы это почувствуете с предельной ясностью. Проведя неделю в плавании по Средиземному морю на своей яхте «Милый друг», Мопассан, конечно, отдохнул. Но не в обычном, житейском смысле слова. Он отдохнул от парижской суеты и духоты, от докучливых посетителей, мозг же его напряженно работал. Так что то была не столько неделя «отпуска», сколько неделя творческого уединения.