Хрустальный купол как будто таял. Со стороны могло показаться, что над стихотворением работала уже бригада поэтов.
Однако в такую жару да еще на веслах Физик не тянул на соавтора. Он сказал:
— Знаешь, дружище, «высокое напряжение опасно для жизни». Видал такие предупредительные плакаты? И твой и мой мотор перегрелись. Подмени-ка меня. Кстати, гребля развивает чувство ритма.
Лирик послушно сбросил пиджак, снял дымчатые очки и, оставшись в одних трусах, с удовольствием расправил широкие плечи. Потом сел за весла, а Физик перебрался в «кабинет».
— Есть у меня друг Володя Догадаев, тоже поэт, — сказал Лирик. — Бывает, бьется он, бьется над какой-нибудь строкой, а потом жалуется жене: «Руфа, никак не найду строку!..» А его дочурка после того говорит знакомым: «Папа потерял строчку! И мы не можем ее найти!»
Шутка — подспорье делу, по все понимают: то не январская стужа проникла в стихи нашего Лирика, а холод недалекой разлуки… Ведь уже не недели, а считанные часы оставалось нам провести на Чусовой.
Горные пейзажи остались позади. Скалы теперь попадались все реже и день ото дня все уменьшались в размерах. Исчезли таши, каменистое дно песчанело. Леса редели, появлялись обширные вырубки, все меньше было пихты, а лиственных пород все больше. Берега, раздвинувшись, становились уплощенными.
Выходя на Приуральскую равнину, Чусовая словно бы нехотя ослабляла власть своих чар; словно после бурливой юности наступала пора серьезной зрелости.
Убыстрилось и течение: река, казалось, настраивала нас на деловой лад, призывала теперь уже не растягивать удовольствие.
Наша «Утка» бежала резво и стала совсем послушной.
Начались сплавные участки. На берегах гудели машины, взревывали трудяги бульдозеры, тракторы, бревнонагружатели и мотовозы, завывали циркулярные пилы, громыхали падающие стволы. Становилось все многолюднее и шумнее.
Трудовая атмосфера, сгущавшаяся на берегах с каждым километром, передавалась и нам, настраивая с отпускного лада на деловой. Физик все чаще вспоминал про свою лабораторию, Историк открыто заговорил о монографии, вернее, о той ее части, идея которой «вот только что (!) и как-то вдруг (!)» блеснула в его мозгу. Что касается Лирика, то и его потянуло к своему рабочему месту — в родной переплетно-брошюровочный цех родной типографии. Признаюсь: я проявил некоторое коварство, когда представлял вам Лирика. Он, как и все мы, не был «свободным художником». Честный малый, он на собственный счет не обольщался «Степень мастерства и таланта у меня, братцы, к сожалению, далеко не таковы, чтобы чувствовать за собой бесспорное право посвятить себя всецело поэзии. Я должен трудиться там, где я наиболее полезен». Услышать бы такие слова и от некоторых «свободных художников»!
…Так вот и текло время.
А в субботу, предпоследний день плавания, понеслись после обеда нам навстречу моторки.
Мы не сразу сообразили, чем это грозит. Беспечно думалось: проехало десять, ну пусть проедет еще двадцать, велика беда! Ан не тут-то было: моторок становилось все больше. Докучный их шум не утихал ни на минуту. Вскоре они уже пошли почти непрерывной цепью, словно сорвалась где-то прикола целая флотилия этой неистовой мелюзги и ринулась вверх к неведомой нам цели.
Поначалу все это выглядело даже интересно. Особенно с этнической стороны. Взять хотя бы лодки: длинные, узкие, остроносые, легкие на ходу, они ассоциировались с индейскими пирогами. В одних лодках ехали семьями, в других — тесными компаниями, в третьих, казалось, сошлись случайные попутчики, которым вовсе не по душе эта совместная езда: сидят как сычи, не лодка, а коммунальная квартира! Были лодки, набитые одними только беспардонно гогочущими, уже «на взводе» парнями или только визгливо-веселыми девчатами. Бравого вида старичок вез целую коллекцию старушек с корзинками на коленях, с белыми платочками на головах. Богат был и ассортимент подростков.
Куда они?.. Что у них за общая цель такая?..
Из лодок торчали ружья и удочки, грабли и косы, выглядывали крутобокие лукошки и корзины, виднелись узлы, рюкзаки, свертки.
Ба! Да это же уважаемые жители города Чусового поднялись в дорогу на выходной день! Кто чтоб поохотиться, кто на рыбалку, кто на сенокос, а многие за грибами, малиной, а то и просто к родне — проветриться, навестить, в деревенской бане попариться. Были тут, конечно, и хозяева заколоченных домов, что так растревожили нашего Историка.
Разыгрывались короткие, подчас просто молниеносные жанровые сценки. Нас приветствовали, осыпали репликами, поднимая стаканы и бутылки: «Ур-ра землякам! Ура «Утке»!» (Ах он, лукавый кыновский патриот, не такие уж тут кругом трезвенники и праведники!..) Над нами подтрунивали, звали за собой, предлагали взять на буксир. Находились удальцы, которые, заигрывая с нами, выделывали вокруг «Утки» такие кренделя, что бурлящие валы едва нас не захлестывали.