Кабинетной системы тогда еще не существовало, и наш класс, располагавшийся на третьем этаже, стал местом нашего постоянного пребывания. Классный руководитель – физик – Андрей Петрович оказался человеком добродушным, но довольно грубым. Он, в свою очередь, произнес в классе речь по поводу нашего похода, назвав поведение некоторых учеников скотским, а их – этих учеников – скотами. При этом он пристально смотрел на Борю-папуаса. За это Андрей Петрович получил кличку «скот», которая держалась неизменно за ним весь год. Многие к ней настолько привыкли, что забыли его основное имя. Он, как мы предполагали, знал об этом, и это не вызывало у него никакого восторга. Он периодически высказывался в туманных выражениях, что всякие клички давать преподавателям не следует, что это неблагородное дело. Через пару недель в школе появилась активная мамаша Вити Розенталя с целью создать инициативную группу родителей. На ее беду первым встречным в коридоре оказался Андрей Петрович. Она подошла к нему и спросила:
– Вы не подскажите мне, где я могу видеть преподавателя Скота?
– Как вам не стыдно! Пожилая, вроде культурная женщина, а пользуетесь какими-то постыдными кличками.
– Вы напрасно обижаетесь. Это не кличка, это вполне приличная фамилия. Был даже такой известный писатель – Вальтер Скотт. Он написал великолепный роман «Айвенго». Так где мне его найти?
– Я такого не знаю, – твердо ответил Андрей Петрович.
После этого Витя Розенталь получил по полной программе: и от энергичной мамаши, и от Скота.
Остальные наши преподаватели оказались довольно симпатичными людьми, кроме учителя украинской литературы, постоянно демонстрировавшего свои антисемитские настроения. Это был тучный мужчина с обрюзгшим одутловатым лицом и тусклым взглядом, за что получил кличку Сыч. Ученикам еврейской национальности он обычно говорил:
– Я розумiю, що вам тяжко буде даватись украiнська мова. Так вам, щоб здобути нормальну оцiнку, треба буде вивчити напам’ять по тридцять вiршiв кожного з поетiв: Тичини, Бажана, Сосюри та Рильського, а також декiлька вipшiв класикiв.
И мы оставались после уроков и зудили эти бесконечные вирши. Из одного конца класса слышалось:
На майданi бiля церкви революцiя iде.
«Хай чабан, – усi гукнули, – за атамана буде!»
А в это время в другом конце бубнили:
От этой тонкой лирики голова шла кругом, и мы переходили на весьма гуманную классику:
Впрочем долго мы не могли оставаться в школе после уроков, так как на второй смене с трех часов нашими классами завладевала школа глухонемых. Контакт с ними налаживался довольно слабо. И это было вызвано не только отсутствием у них слуха. В первые же дни нашей учебы в новой школе мой приятель Эдик, такой же ренегат как и я, переехавший сюда вместе со мной, забыл в парте авторучку (тогда эти предметы были еще дефицитом). Ручки на следующий день он не обнаружил и попросил меня остаться вместе с ним и переговорить с глухонемыми насчет пропажи.
Мы дождались молодого человека, который сидел за партой Эдика, достали лист бумаги и начали писать ему вопросы. Письменно он отвечать не хотел, а продемонстрировал нам такую пантомиму. Он пробежал указательным и средним пальцем правой руки по левой руке от плеча до кисти (мол, «иди ты») и в конце насадил эти два пальца на указательный палец левой руки. Пантомима легко расшифровывалась. На все последующие вопросы наши новые знакомые отвечали аналогично, вызывая восторг и мычание своих приятелей и приятельниц. Так как у них обучение шло совместно с девушками, эта пантомима носила весьма пикантный характер. Таким образом консенсунс с нашими сожителями установить не удалось.
Остальные наши преподаватели оказались приятными людьми. Русскую литературу нам преподавала Софья Борисовна. Она была изящной дамой, жгучей брюнеткой с залихватским локоном страсти за правым ухом и пикантной родинкой на левой щеке. За свою внешность она получила кличку Зулейка Ханум, или просто Зулейка. Она заставляла нас учить наизусть отрывки из Шолоховской «Поднятой целины» и Фадеевских «Разгрома» и «Молодой гвардии». Это вызывало раздражение у Сыча:
– Чому це вас навчає викладач з росiйськоi лiте-ратури? Все Левiнсон да Левiнсон (имелся в виду главный герой романа «Разгром»).