Комиссар вышел из кабинета; в доме стояла мертвая тишина. Поднялся на второй этаж и сразу же оказался возле широких, во всю стенку дверей бильярдной: большой, светлый зал с окном на половину стены, выходящим на задний двор. Красивая перспектива и… тишина. Ему послышалось, что где-то в конце коридора звучит голос ребенка, вероятно единственного, кто спокойно спал этой ночью.
Через некоторое время, глядя на молодого человека, отца ребенка, он еще раз убедился, что прошедшая ночь была весьма нелегкой для взрослых жителей виллы. Несколько минут знакомства, общих фраз, и комиссар задал первый вопрос.
- Мистер Левит, постарайтесь поподробнее вспомнить воскресный вечер, особенно — после семнадцати часов.
Иосеф отвечал спокойно, медленно, взвешивая каждое слово.
- Комиссар, я понимаю, что вас интересует как мое алиби, так и алиби моих родственников, поскольку погиб наш гость, уважаемый мной мистер Моррисон.
- И не только. Весьма важно знать, нет ли связи между трагическим случаем с нотариусом и смертью Давида Вольского.
- Естественно, я расскажу все, что знаю. Но хочу априори оговорить точность моей информации: я назову только факты, под достоверностью которых готов подписаться, но другие — вы можете поставить их под сомнение.
- Что вы имеете в виду?
- Например, моя жена, Рахель, с пяти часов вечера и до прихода полиции находилась в комнате Даниели и Джозефа, которых давно не видела. Сам я там не находился, но констатирую этот факт на основании ее рассказа и со слов нашего сына Давида, который постоянно бегал туда.
«Вот это адвокатская школа! — подумал Сэм. — Мало шансов вытянуть из этого молодого человека то, что он не намерен сообщить».
- Итак, я слушаю вас, мистер адвокат.
- Сейчас, комиссар, я не адвокат, а приглашенный на допрос свидетель, не так ли? — И, не дожидаясь ответной реакции, продолжил: — Наш семейный обед с приглашением мистера Моррисона и мистера Бэрри закончился около семнадцати часов. Мы — Наум, Роберт, Ким, Лея и я поднялись наверх, намереваясь провести там вечер. Первоначально планировали, что Наум расскажет нам о своей семье, Москве, России, но он сослался на плохое самочувствие или отсутствие настроения, точно не помню, и ушел к себе в комнату. Через некоторое время к нему зашел Ким. Вы, наверное, уже знаете, что у них близкие специальности, и думаю, скучно им не было. Как я уже говорил, Рахель находилась в комнате своего дяди, мы с Робертом играли в бильярд, и Лея была с нами. Еще за обедом было решено, что вечером, около девяти часов, Роберт отвезет Даниель с мужем и Кима в Лондон, но все вышло иначе.
- Как вы узнали о случившемся?
- Услышали сильный шум на первом этаже.
- Вы утверждаете, что с пяти вечера и до этого момента все перечисленные вами люди находились на втором этаже?
- Да, я подтверждаю все сказанное мной ранее.
- Не мог ли кто-нибудь, не замеченный вами, спуститься на первый этаж?
- Теоретически да, но практически — почти невозможно. Как вы уже могли заметить, лестница на первый этаж расположена напротив входа в бильярдную, широкая дверь которой была все время открыта. Мне приходилось держать лестницу под контролем, поскольку мой сын уже неоднократно получал на ней синяки.
- А вторая дверь, боковая, что выходит непосредственно во двор?
- Она всегда закрывается на зиму, а ключ где-то у Джона.
- Вы упомянули, что Наум и Ким уединились в комнате для беседы. Выходил ли кто-нибудь из них?
- Я не заметил этого. Более того, мы с Робертом несколько раз заходили к ним, предлагая что-нибудь выпить или присоединиться к нам.
- Роберт все время находился с вами?
- Почти. Один раз он отлучился в свою комнату; она расположена на втором этаже, напротив комнаты Наума.
- А вы неотлучно находились в бильярдной?
Иосеф на секунду задумался, что не ускользнуло от внимания комиссара.
- Нет, припоминаю, что на короткое время спускался вниз, чтобы отвести сына к маме.
- Было это до или после отъезда Моррисона?
- Не могу сказать.
На несколько минут в кабинете воцарилось молчание: Сэм встал из-за стола, несколько раз прошелся по комнате, и подошел к окну. Дождь не прекращался; от порывов ветра слегка дребезжали стекла, облепленные мокрыми листьями. «Наверное, отошедший от дел покойный адвокат вот так же стоял или сидел у окна, наблюдая изо дня в день одну и ту же картину. Тоскливо и печально», — думал он. Следующая мысль навеяла комиссару еще более минорное настроение: «Ведь скоро и я, заслуженный пенсионер, буду вот так же стоять у окна, слушать завывание ветра и нравоучения жены.»