Счет годам уже вести не стоит.
Кажется, теперь напрасно ждать,
Что нас счастьем вскоре удостоит
Жизнь, а Бог пошлет нам благодать.
И прекрасный свет неуловимо
Проскользнул в расстроенном лице.
Словно радость пролетела мимо,
И исчезла в сумрачном свинце.
Нечего искать на перекрестках
Душу, превращенную в ветра.
Времени осыпалась известка
И золою стали вечера.
И от сердца только лишь морока:
Бьется, а не знает для чего.
Наплывает тьма, что так жестока,
И не оставляет ничего.
Бытие пришло к финальной фазе.
Там, за гранью виден рай и ад.
И сверкает в отвлеченной фразе
Памяти и грусти звездопад.
* * *
Беда бедою прирастает,
Торопит жизни снежный ком
Сорваться вниз, и отметает
Столетья жестом иль кивком.
Что ж, бытие бесчеловечно,
И где б ты снова не возник —
Ты ощущаешь грусти встречной,
Сдавивший горло воротник.
Лицо разрезано на части
Улыбкой, искривившей рот.
И карты самой темной масти
Сдает полночный небосвод.
* * *
Безумие хохочет в голове.
Беспамятство нелепо наплывает.
И тот, кто прятал горе в рукаве,
Проклятым безразличьем убивает.
Выделывает пируэты зло,
И ты за ним бесстрастно наблюдаешь.
Тебя в весенний хаос унесло.
Того гляди, и ты как лед растаешь.
Сомнения давно разрешены,
И сложены в отрывистую фразу.
Дороги в тупики превращены.
А жизнь в отраву, в скучную заразу.
На цыпочках к тебе крадется грусть.
Картины мира резче и яснее…
И ты стихи читаешь наизусть,
А тень твоя становится длиннее.
* * *
Время больше не жалеет яда
Для тебя, идущего сквозь сны.
И бросает отраженье взгляда
В глубь зеркальной, мертвой тишины.
Время больше боли не жалеет,
Той, что раньше, может, берегло.
Скоро безнадежность осмелеет,
И сорвет скопившееся зло.
Вот и все: в заснеженном и тихом
Мире — жизнь обычнейший пустяк.
Незаметно подобралось лихо,
И пошло все наперекосяк.
Боже мой, как сердце суеверно,
Как оно старается украсть
Миг надежды, понятый неверно,
Перед тем как в тишину упасть.
* * *
Внимаю я возвышенным речам
О неземном своем предназначении.
А жизнь расходится по мелочам
И превращает скуку в развлечение.
Повсюду слишком много быстрых бед,
Чтоб не желать исчезнуть в мире сказочном.
Запрятывая зла кровавый след
Под матерьялом грусти перевязочным.
Повсюду льется слишком страшный свет,
Чтоб оставаться до конца в сознании.
Своих невыносимо черных лет
Глотая совершеннейшее знание.
Нисколько странной смерти не боюсь.
Отчаянья, что вдруг за мной увяжется.
Боюсь того, что все, над чем я бьюсь,
В предвечной пустоте потом окажется.
* * *
Все на свете повторяется,
Только время испаряется,
Замедляя сердца стук.
Кем-то все уже угадано.
И судьба пустая задана
Чередой никчемных мук.
Вновь дурных событий крошево,
И ни капельки хорошего.
Только нудная тоска
Как шарманку крутит прежнее,
Только злей и безнадежнее,
И почти наверняка.
Скука стелется ужасная,
И мечта твоя прекрасная
Скрыта толстым слоем льда.
Жизнь нелепа и неискренна.
Смерть безжалостно — изысканна,
Словно слово — никогда.
* * *
Все смазано, нелепо, бестолково.
Душа твоя покрыта слоем пыли.
Ты к вечности отчаяньем прикован,
Счастливые часы тебя забыли.
Сознание разделено на части,
Его ты безуспешно собираешь.
И, не имея над собою власти,
Судьбы пространство ластиком стираешь.
Кругом висят восточные пейзажи,
В которых нет и тени человечьей.
И радость, вся измазанная в саже,
Застыла отпечатанною речью.
Все в мире повторяется так просто,
Присядешь перед дальнею дорожкой…
Вино из хрусталя с последним тостом
Пролив на скатерть белую немножко.
* * *
Все состоит из многоточий,
Пронзает ими тишину
И лет великую волну,
И даже целый ворох прочей
Безумной памяти твоей,
Хранящей боль ночных теней.
И ты доходишь до предела:
Все повторяется, и вот
Ты слышишь старый анекдот,
И понимаешь — жизнь истлела.
И кончилась родная речь
Пожатием сутулых плеч.
Душа становится короче,
Застыв на кончике пера.
Еще немного… и пора
Идти в тоску из многоточий.
Туда, где на небе видна
Потусторонняя Луна.