Настя
Первый день четверти встретил нас дождем с мокрым снегом и забавным случаем, от которого я едва не позабыла все проблемы с Мишкой. Перед началом уроков Ирэн, стоя возле стенгазеты, важно разглагольствлвала перед Антоном, Машей, Лерой и Женькой о международном положении. Это было тем более забавно, что Ирка время от времени ставила свой маленькмй белый сапог на острый мысок, чуть откидывая назад левую ногу. Ира при этом изящно покачивала маленьким белым зонтиком, с которого еще падали мелкие водные капли.
— «Пакт четырех» никто не ратифицировал, — утверждала со знанием знатока «сахарная блондинка», как прозвал ее Влад, вычитав, очевидно, эту остроту у своего любимого Менделя Маранца. — Гитлеру никто не позволил отменить Версальский договор, как он не пытался. Да и французы поворачиваются к нам, видя кто такой Гитлер…
Я понятия не имела, что это за стихийный урок политинформации, но мне стало интересно. Всё-таки Ира человек хороший и веселый, хоть и может перегнуть палку. Она знала о политике меньше, чем Леша, конечно, но нельзя было сказать, что знаний абсолютно нет, а эта ее важность сейчас казалась забавной и милой. Хотя при воспоминании о Мишке я напряглась. Забавная не забавная, а вот в борьбе с врагами Ирка жутко строгая и вредная: Мишу из рук она ни за что не выпустит.
На перемене после математики ко мне подошел Влад и осторожно сказал.
— Настя, у меня к тебе есть серьезный разговор насчет Мишки. Вчера мать орала на Вику, чего не было давно.
— Слушаю, — я заинтересовалась. Надо же, практически все знают про это дело…
— Вика, — тихо сказал он, — стала говорить, что надо Мишке помочь. Мать посмотрела на нас и жестко сказала: «А теперь прикусила языки оба. Арест матери матери вашего Мишки санкционировал сам Вышинский — генеральный прокурор страны. Только пискнете оба!»
«А что делать?» — Вика забыла свой капризный тон.
«Вам Леша все правильно сказал: органы без вас разберутся. Попрут вашего Мишку из пионеров — не ваша печаль». Может, — сказал Влад. — Ира так нагло себя и ведёт, что знает это? У нее ведь отец, сама знаешь, заместитель Кирова.
— Серьезно, — протянула я задумчиво. — Но что настолько опасного совершили Ивановы?
— Ирэн тихая раньше была и трусливая, как крольчиха, а теперь вон как разошлась. Потому что знает, что к чему, думаю, — заметил Влад.
— Наверно… Но это же не повод — знает и знает. Но если разошлась… Выходит, Мишка ее враг, что ли?
— Мне иногда тоже кажется, что да. Ирка его словно со света сжить решила. Но, согласись, не без оснований. Иначе это было бы глупо, — вздохнул Влад.
— Но что Мишка ей лично сделал? Разумеется, её можно понять, просто Иванова все-же жаль.
Влад пожал плечами.
— Дело, думаю, не в жалости и не в неприязни. Ирен кое в чем права — мы не знаем подробностей, следовательно, не должны вмешиваться. И так считает не только она, кстати, — загадочно поднял Влад подбородок вверх.
— Знаю, — посмотрела я в окно. — Просто волнуюсь за Мишку.
Алексей
Собрание по вопросу о Мишке должно было состоялось на третий день после каникул. Едва начались уроки, как Ира важно сообщила, что дело Иванова будет рассмотрено прямо сегодня на собрании пионерского отряда. После урока математики Ира вошла вместе с Волошиной, и сообщила, что собрание будет сегодня в два часа после уроков и на нем будут присутствовать представители комсомола. Неожиданный интерес к этому делу проявила Вика: она, похоже, увидела возможность сделать шпильку Ире. Ехидно прищурившись, Вика сказала:
— Пионерская организация не должна, мне кажется, уклоняться…
— Никто и не уклоняется, — важно ответила Ира. — Но существует порядк рассмотрения вопросов.
Я удивленно вскинул бровь: Аметистова определено стала куда более смелой и жесткой, чем прежде. Однако мое изумление было недолгим: Ира тут же бросила на меня какой-то просящий взгляд: мол, поддержи. Я тихонько подмигнул ей: все будет хорошо. Мишка сидел на своем месте, усилено делая вид, что он не понимает, о чем идет речь. Я даже немного удивлялся его спокойствию: то ли у него был в запасе какой-то козырь, то ли он считал, что все бесполезно и был готов капитулировать без борьбы.
— Пусть свое мнение выскажет пионерская организация. Посмотрим, какова ее политическая зрелость! — кивнула Волошина. С этими словами она вышла из класса. Ира, напротив, уверенно села на свое место передо мной и сразу написала мне записку:
«Дело Иванова тянется в Москву и очень опасно. Его щадить нельзя!».
— Неужели там все настолько серьезно? Зрелость… Выходит, будут исключать… Но ведь следствие еще идет! — Услышал я шепот Маши.
— Идет. Но видимо это уже не особо важно в, по крайней мере, школе. Раз начали проверку. Хотя до суда еще ужасно далеко: только следствие начали, — вздохнула Настя.
— Ирэн Алексу записки пишет, — ехидно шепнула Ленка. — О любовь-то! — протянула она.
Солнцев и Петухов прыснули. Я бросил на Туманову быстрый взгляд и отвернулся.
Прозвенел звонок. Я стал собирать портфель. Незнам куда-то убежал, Влад был с Тумановой. Зато я пошел с Ирой, которая отаянно намекала мне, что хотчет о чем-то поговорить. Мы уже подошли к двери, как вдруг услышали разговор.
— А ты об этом что думаешь? — раздался голос Маши. Она, похоже, общалась с Ленкой.
— Да тоже самое, — пожала Ленка плечами. — Но смоти какая штука… Ларису из комсомола исключили за чушь какую-то, теперь мать арестовали… Словно план какой — убрать Ивановых. Но может его мать отправили в тюрьму чтобы отца напугать? И похоже что это всё срочно раз так активно дело разбирают и школу проверяют хотя до суда, как до Луны.
— Ленка — знаток юриспруденции и политики! — фыркнула мне Ира.
— На знатока не претендую, — закатила глаза Туманова.
— Не претендуешь, так нечего лезть! — хмыкнула Аметистова.
— Ир, подожди, — осторожно отвел я ее, — все скажешь на собрании. Подождем… — Мне ужасно не хотелось затевать ссору на пустом месте, где народ опять толпой накинется на Иру, которая во многом была права.
— С другой стороны, Ира, кто бы говорил, — равнодушно протянул Влад. — Ты ведь о политике рассуждаешь ничуть не меньше, правда? Так почему другим нельзя? Учитывая, что тоже не специалист, — они с Ленкой, видимо, подружились. — И, кстати, ты изменилась.
— Люди, вообще-то, меняются, когда взрослеют, — съязвила Ира.
— Но не настолько и повзрослела…
— Влад… — выразительно посмотрел я на него. — Ну… Зачем?
Теперь, когда мы на каникулах подружились, я мог спокойно защищать Иру от нападок их кампании. Миронов промолчал.
— Кстати, в истории французы всегда безропотно своих вассалов защищали: то шведов, то турок, то испанцев. — фыркнула Ленка. — Даже в ущерб себе!
Ирка хотела ответить, но я остановил ее:
— И ведь небезуспешно защищали! — ехидно поднял я бровь. — Вспомни Войну за Австрийское наследство хотя бы. Что там сделал с европейской коалицией Ришелье?
— Это кто? — удивилась Настя. — Кардинал?
— Нет, его внучатый племянник, французский Суворов, — ответил Влад. — Не проиграл ни одной битвы за всю жизнь! — с каким-то восхищением произнес он.
— Это ты дал ему книжку про Ришелье? — шепнула Ирка. Я кивнул — сама Ира брала у меня ее прочитать в прошлом мае.
— Французы без хвастовца никуда, — съехидничала Вика, укладывая в сумку чернильницу. — Мне там песенка про Генриха Наваррского понравилась:
Войну любил он страстно,
И дрался, как петух!
Ребята прыснули, включая Ирку. Этот смех, казалось, застваил нас забыть все невзгоды и снова почувствовать себя одним классом. Я хмыкнул: Миронов похоже дал почитать книжку Викусику. И ладно.
— Ну, а дальше, Гришкова? — прищурился я. — А?
— Не помню…
— Не помнишь? — продолжал я, внимательно рассматривая ее. — Влад, напомни ей, а?
— И в схватке рукопашной,
Один он стоил двух! , — проворчал Миронов.
— Вот так! — с какой-то гордостью сказала Аметистова, многозначительно посмотрев на Туманову.