— Судя по словам Сбоева вроде как не один! И Настя голосовала, но ее почему-то не назвали, — заявила уверенно Вика, но Алекс холодно ответил, что это не делает ей чести.
Лена заморгала изумрудными глазами.
— Мне кажется, вышло недоразумение, — вставил Влад.
— Недоразумение?! — прищурилась Ира, глубоко вздохнув.
— Плюс! Война закончилась и наступил мир! — вставил Женька, но его проигнорировали, хотя я была полностью согласна.
— Нет, пусть договаривает, — холодно повторила Ира. В ее взгляде появилось что-то жесткое.
— Да хватит всем уже! Что случилось то? — удивленно воскликнул Миша.
Я кивнула. Опять, опять политика вмешивается в нашу жизнь! Весь праздник полетел насмарку, словно его и не было.
Ира смерила Мишу пристальным взглядом и, развернувшись, выбежала из класса. Лена опустила голову, Женька удивленно присвистнул, Влад стоял рядом с Леной, не зная, казалось, что делать, а Антон удивленно созерцал на происходящее.
— Ира всё-таки куда большая пионерка, чем некоторые, — уверенно произнес он. — А трепаться все способны.
— Лена виновата. Ситуация глупая. Но зачем зацикливаться? Сумели рассориться — сумеют и объясниться, — вставил пять копеек Влад, на что Зиновьев пожал плечами.
— Вообще-то кое-кому до Иры как до стратосферы, — хмыкнул Алекс, даже не повернувшись в сторону Лены. Женька не выдержал и фыркнул.
— Но ничего действительно плохого я не хотела, — тихо пробормотала Лена. Казалось, с Алексом вся решительность исчезала, чего нельзя было сказать насчёт поведения с Ирой.
— Не хотела — да думать надо было, — подтвердила Лера, сдержанно кивнув.
Я быстро выскочила из класса, желая найти Иру и поддержать ее — ведь на данный момент она ничего не сделала Лене, я вообще не понимала причин этой странной ссоры. За мной выбежала и Маша. Ира сидела на подоконнике и горько плакала. Подойдя, я крепко обняла ее.
— Ничего не понимаю, — всхлипывала она. Маша нежно погладила ее по голове. — Ничего ведь не сделала, ровным счетом ничего!
— Это правда, — подтвердила я. Очень не хотелось, чтобы Ира так плакала, особенно в собственный праздник. — Мы разберемся, обещаю.
— И я обещаю, — закивала быстро Маша. — Странно это всё, странно. Но не переживай.
— Мы всегда тебе поможем, — добавила я. — И Леша с Антоном тоже, поверь!
— Может, она просто мне завидует, — хмыкнула Ира, утирая слезы. Сейчас, раскрасневшись, она была похожа на меленькую девочку, у которой мальчишка сломал любимую куклу.
Я глубоко вздохнула. И дураку было понятно, что Ира и Лена теперь возненавидят друг друга. Что еще хуже: Алекс наверняка поможет Ире, а Влад — Лене. Вот не хватало еще и войны в одном классе! И Лена своя, и Ира своя, и тот же Миша тоже свой! Я вспомнила недавнее обсуждение собрания над Мишей. «Какая справедливость, если между нами не будет единства и начнем избавляться, пусть и ради цели, друг от друга?» — сказал тогда Влад и как же к месту сейчас была эта фраза…
— Знаешь, странно это, — сказала я Маше на перемене. — Не находишь?
— Правда, — кивнула она, задумавшись. — Но Ира с Леной не ладят. Может она решила отомстить?
— Но за что? — я в самом деле ничего не могла понять. — Что такого сделала Ира, что целая ссора из-за обычной обуви?
— Не знаю, — пожала плечами Маша. — Может за Мишку или за собрание. Ну за то что заблокировали. Хотя странно — не будет Ленка мстить за каждый чих, я ее знаю.
— Но зачем нарывалась тогда? — рассуждала я, пытаясь хоть как-то разобраться. — Да и с Мишей они не особо общаются.
— Сама не понимаю, они как петухи, — усмехнулась Маша. — Но может поговорю. Авось что и выяснится.
Сейчас я почему-то вспомнила далекое первое сентября, когда мы только пошли первый раз в школу. Утром было такое ясное, безоблачное, деревья на проспекте Суворова стояли все в золоте. Сухие листья шуршали под ногами, нашептывая что-то таинственное и ободряющее — должно быть, о том, что с этого часа начинается совсем новая жизнь.
Мама вела меня за руку. Я шла сосредоточенные и, пожалуй, немного испуганная. крепко сжимая свободной рукой сумку, в которой лежали букварь, тетради в клетку и в косую линейку, пенал с карандашами. Тогда я впервые познакомилась с Машей и Ирой у входа в школьный двор. Мы подружились сразу, не думая о том, что между нами может быть что-то темное. Мне не хотелось, чтобы оно было и сейчас, но оно почему-то неодолимо возникало шаг за шагом.
Алексей
Фотографии я принес в школу на следующей неделе. Напечатать их все я не мог, но пять штук сделал аккуратно в том же фотоателье, что и летом. У отца я обнаружил пустую пластику и быстро вставил ее. Карточки нужно было добить поскорее, поэтому после дня рождения я наснимал ребят во дворе. Ира, забыв об огорчении, улыбалась возле школьного бревна, держа в руках букет кленовых листьев, а Незнам залез на брусья, бросив рядом с ними портфель. Теперь на перемене все весело рассматривали карточки. Я подарил их Ире, Насте, Владу, и одну — в наш кабинет русского и литературы. Вера охотно установил общую карточку в стеклянный шкаф, и на перемене мы весело рассматривали ее.
— Давайте и Иру поставим, ее день рождения! — предложила Маша.
— Хорошая идея, — подтвердила Настя, согласно кивнув.
Некоторые зашикали, но Маша с Настей всё же поставили фотку подруги с кленовыми листьями. Радостная Ирка обняла их обеих и послала победный взгляд Ленке: «Мол, твоя фотография здесь не стоит!»
С Настей я также поговорил примерно через неделю и попросил о встрече с ее отцом. Однако Всеволод Эмильевич пока был слишком занят подготовкой к предстоящему в январе партийному съезде: каждые две недели он уезжал в Москву по каким-то делам, связанным с наркоматом тяжелой промышленности или ЦКК. Мне оставалось терпеливо ждать середины февраля, когда закончится съезд и жизнь войдет в обычное русло. Ничего, подожду… Ждать мне приходилось гораздо дольше.
Мишка ничего не сказал ребятам, продолжая внешне вести как ни в чем не бывало. Его мать по-прежнему находилась под следствием, и никаких признаков его завершения не было. Несколько раз Ира напоминала ему об общем решении класса, но ничего из этого не получилось. Впрочем, Мишке было не позавидовать. Из девочек с ним общались только Лена и Настя, а остальные — только по мере необходимости. «Как бы его из пионеров не выбросили», — прошептала Юля, когда однажды мы шли вниз по нашей старой каменной лестнице с потертыми бордовыми перилами. Ездить по ним было больше нельзя — поставили шипы.
С началом третьей четверти центром нашей жизни стал открывшийся съезд партии. К его началу наш актив подготовил экстренный выпуск стенгазеты с передовицей и фотографиями ведущих строек страны. Мы с Антоном и Ирой буквально сбились с ног, доставая их из разных газет и журналов. Юля и Настя делали подписи и рисунки (хотя их на сей раз было мало), а Ира помимо прочего рисовала оформительные виньетки.
Споры по газете нередко перемещались домой к Антону, коль скоро он жил ближе всех к школе — на проспекте Суворова. В пылу болтовни Юля не заметила, как сгрызла донышко у тюбика канцелярского клея: мы потащили ее к умывальнику поскорее промыть рот, а Ирка отчаянно махала руками, не нужно ли срочно вызвать доктора. Мы вышли от Антона глухим вечером, смотря, как мокрая метель заметает дорогу. Настроение было хорошим, и мы вдвоем стали обстреливать снежками, что быстро переросло в снежное побоище: даже Ира, выбрав защитную позицию за ящиками у гастронома пыталась обстреливать нас. Кончилось тем, что мы с Антоном просто искупали визжащую Юльку с сугробе, несмотря на попытки Насти с Ирой отбить ее перекрестным огнем. Я пришел домой совсем мокрым, и сразу наткнулся на холодной взгляд мамы.
— Вот и хорошо, — холодно сказала она. — Завтра пойдешь в школу в старом, болотного цвета. Здоровый малый, скоро двенадцать лет, а ведешь себя как шестилетний балбес!
— Ну ладно… — мы немного поиграли в снежки, — пробормотал я. Если мама злилась, то, к сожалению это было надолго.
— В снежки… Извалялся весь… Ужинать хоть будешь?