От вида стольких ребят чародейка перестала улыбаться. Она ничего не говорила, лишь металась взглядом от лица к лицу, судорожно стискивая ручку чемодана. Тит не мог дышать. Восемь лет он жил в состоянии медленно вскипающей паники, но настоящий ужас до сего момента был ему неведом. Тит всегда полагался только на самого себя, теперь же все зависело от Фэрфакс.
«Ну же, Фэрфакс», – беззвучно молил он. Хоть и знал, что для нее это слишком. Сейчас она выронит чемодан и бросится наутек. Разверзнется ад, восемь лет работы пойдут насмарку, а смерть матери окажется напрасной.
Фэрфакс прочистила горло и лучезарно улыбнулась – правда, это была не совсем улыбка, скорее, самодовольная кривая усмешка:
– Как я рад, что снова вижу ваши жуткие рожи.
Ее голос. Вечно суетясь в поисках выходов из всех непредвиденных ситуаций, Тит не обратил на него внимания. Сейчас же будто услышал его впервые: глубокий, низкий и чуть хрипловатый.
Но на сердце стало спокойно не из-за голоса, а из-за усмешки. Без сомнения, она была самонадеянной и в точности подходила шестнадцатилетнему парню, не знавшему вкуса поражений.
Уинтервейл спрыгнул с лестницы и покачал головой:
– Фэрфакс, ты ничуть не изменился, в очаровании не уступаешь его высочеству. Неудивительно, что вы двое всегда были не разлей вода.
Фэрфакс вскинула бровь, услышав такое обращение. Уинтервейл знал истинный статус друга, в то время как остальные полагали, будто он принц какой-то небольшой европейской страны.
– Не надо его поощрять, Уинтервейл, – сказал Тит. – Он и так невыносим.
Фэрфакс искоса посмотрела на него:
– Видно, по себе судишь.
Уинтервейл присвистнул и хлопнул ее по руке:
– Как нога, Фэрфакс?
Один такой его «хлопок» мог сломать молодое дерево. Фэрфакс удалось удержаться на ногах.
– Как новенькая.
– А твое знание латыни все еще так же ужасно, как и подачи мяча?
Мальчишки добродушно засмеялись.
– С моей латынью все отлично. А вот с греческим у меня такие же проблемы, как у тебя – со свиданиями, – парировала Фэрфакс.
Ребята снова захохотали. Все, включая Тита – тот был просто потрясен… и чувствовал облегчение.
Она хорошо справилась.
На самом деле, просто блестяще.
Глава 7
Стерпев кучу рукопожатий, хлопков по спине и обычных полуприветствий-полуоскорблений, Иоланта понадеялась, что наконец-то сможет передохнуть. Не тут-то было.
– Бентон! – позвал Уинтервейл. – Отнеси вещи Фэрфакса в его комнату. И не забудь как следует растопить камин. Фэрфакс, пойдем, перекусим.
Мальчик поменьше в пиджаке только до талии, без фалд, утащил чемодан.
– Не давай ему спуску, – улыбнулся Уинтервейл – блондин, такой же высокий, как принц, и сильный, едва способный удержаться на одном месте из-за бурлящей внутри энергии. – Пока тебя не было, Бентона особо не утруждали.
Иоланта не спросила, почему нужно не давать ему спуску – позже принц все объяснит, – и просто ухмыльнулась:
– Он еще пожалеет, что я вернулся.
До Малых Забот учитель Хейвуд преподавал в школе для мальчиков. Каждый вечер после спортивных тренировок группа учеников, громко болтая, проходила мимо окна Иоланты. Она обращала особое внимание на самого популярного парня, отмечая его развязную манеру держаться и беззлобные подшучивания.
И сейчас играла роль того самого веселого и обаятельного нахала.
Идущий на шаг впереди принц повернул голову и искоса одобрительно посмотрел на Иоланту. Ее сердце пропустило удар. Вряд ли он из тех, чье одобрение легко заслужить.
На пороге комнаты Уинтервейла, Иоланта замерла как вкопанная. На подоконнике цвела крупная погодница – полезнейшая штука, если хочешь узнать, стоит ли брать с собой зонт. Вот только откуда здесь взяться растению магического мира? Что оно делает в?..
Принц положил руку Иоланте на плечо:
– Успел забыть, как выглядит комната Уинтервейла?
Она позволила втащить себя внутрь, понимая, что не следовало останавливаться и глазеть.
– Просто размышлял, неужели стены всегда были такими зелеными?
– Нет, – ответил Уинтервейл. – Я переклеил обои перед самым концом прошлого семестра.
– Ты везунчик… И молодец, – прошептал принц Иоле на ухо.
Она запылала, почувствовав его дыхание на своей коже, но не отважилась бросить на него взгляд.
Вскоре комната оказалась забита. Два мальчика помладше тихо сидели перед камином – один готовил чай, а другой с поразительной сноровкой жарил яичницу. Третий подавал хлеб с маслом и тушеную фасоль.
Иоланта внимательно наблюдала за происходящим: без сомнения, мальчики помоложе прислуживали тем, кто постарше. Бентон, которому поручали отнести чемодан в ее комнату, вернулся с тарелкой все еще шкворчащих сосисок.
– На этот раз не пригорели? – подколол Уинтервейл.
– У меня они почти никогда не горят! – негодующе воскликнул Бентон.
Уинтервейл ткнул Иоланту локтем:
– Ох уж эти новички! К третьему семестру такие ворчливые.
Он угодил в очень чувствительную точку ее груди. Иоланта могла гордиться собой, потому что в ответ лишь судорожно втянула воздух.
– Они научатся понимать, где их место.
Она подошла к растению и прикоснулась к его мягким, похожим на папоротник листочкам. Это точно погодница!
– У тебя всегда была эта лоза?
– Я вырастил ее из сеянца, – ответил Уинтервейл. – Когда ты уехал, росточек был всего с вершок, наверное.
Может, это принц ему дал?
– Неужели я отсутствовал так долго? Мне так не казалось.
– Как там Сомерсет? – спросил Кашкари.
Сомерсет?! Иоланта инстинктивно придвинулась к принцу, будто верила, что его близость поможет избежать ошибок.
– Ты хочешь сказать, Шропшир?
Принц, усевшийся на кровати Уитервейла, бросил на нее очередной одобрительный взгляд.
Акация Лукас, одна из учениц Хейвуда в Малых Заботах, страстно желала выйти замуж за юного правителя Державы. Однажды во время лабораторной, которую проводила Иоланта, она указала на его портрет и прошептала подруге: «У него лицо ангела». Иоланта посмотрела на холодно-высокомерное лицо на портрете и фыркнула.
Нельзя сказать, что Акация во всем права – или же во всем ошибается. Принц ни капельки не походил на чистого возвышенного ангела. Но земным вполне мог быть: самый опасный тип людей, глядя на которых, видишь только то, что хочешь увидеть.
Иоланта увидела решительного защитника. Но был ли он таким на самом деле, или же это просто ее желание, продиктованное отчаянием? Сама того не желая, где-то в глубине души она все же понимала, что не исключительно по доброте душевной он всем рисковал.
– Ты из Шропшира, да? Извини. – Кашкари покачал головой. – Значит, как Шропшир?
У него были прямые иссиня-черные волосы, кожа оливкового цвета, умный взгляд и прекрасный рот, придававший лицу немного грустное выражение – потрясающий красавчик!
– В основном холодно и сыро, – ответила Иоланта, считая, что такой вариант всегда подходит для весенней погоды на острове в северной части Атлантического океана. И добавила, спохватившись: – Но я, конечно, все время торчал внутри, изводя экономку.
– А как там в Дербишире? – спросил принц у Кашкари, отвлекая остальных от обсуждения Арчера Фэрфакса.
Иоланта смогла перевести дух – ранее она задерживала дыхание. Принц проявил потрясающую дальновидность, придумав, что Фэрфакс большую часть своей жизни провел за границей: этот факт мог послужить оправданием его скудных знаний о Британии. Но то, что Иола вспомнила упоминание о Шропшире, было чистейшим везением. Как мало эмигрант ни знает об Англии, уж о своем-то доме знать должен!
– Жаль, что мне не хватает времени возвращаться в Хайдерабад между семестрами. В Дербишире очень красиво, но жизнь в сельской местности быстро приедается, – ответил Кашкари.
– Хорошо, что теперь ты снова в школе, – сказал принц.