Хамуди раболепно поддерживал Апопи, когда тот садился в барку, чтобы пересечь рукав Нила и доплыть до острова, где воздвигли храм Сету.
— Гребцы не из моих телохранителей, — заметил Апопи.
— Да, господин, они из моей личной охраны.
— Что это значит, Хамуди?
— Что я забираю власть.
— Ты потерял голову, как Яннас?
— Яннас пропустил нужный миг. Я не совершу такой ошибки.
— Ты слишком ничтожен, мой друг, и всегда останешься ничтожеством, несмотря на тщеславие, богатство и хитроумные козни.
От голоса и взгляда Апопи кровь стыла в жилах Хамуди, руки и ноги отказывались повиноваться.
Но оскорбление привело его в ярость, которая придала ему сил. Он нанес удар прямо в лицо Апопи. Из носа и разбитой губы властителя потекла кровь.
С той же яростью он вонзил кинжал в сердце владыки гиксосов. Старик завалился на бок. Хамуди подхватил его, вытащил кинжал и ударил им еще раз, в спину.
Выпрямился и посмотрел на труп.
— Гребите, — приказал он своим телохранителям.
Барка причалила к берегу.
— Положите эту падаль на алтарь Сета и сожгите ее.
— Он еще шевелится, — испуганно проговорил один из гребцов.
Хамуди выхватил весло и ударил правителя раз, другой, третий, а потом принялся молотить веслом, пока не превратил тело в кровавое месиво.
Однако у Апопи приподнялась правая рука.
«Он носит амулеты, они охраняют его», — сообразил Хамуди.
Он разглядел анх, знак жизни, висевший на золотой цепочке, и золотое кольцо с аметистовым скарабеем на мизинце левой руки.
Главный казначей сорвал амулеты и растоптал их.
Рука старика упала. Он был мертв.
— Сожгите его! Быстро!
Дым, поднявшийся над храмом Сета, распространял зловоние.
46
— Свершилось, — сообщил Хамуди своей супруге, госпоже Име.
— Значит ты… владыка гиксосов?!
— Да, и все должны беспрекословно мне повиноваться.
— Великолепно, я очень рада. Но… как дурно от тебя пахнет! Ты весь покрыт черной копотью! Иди немедленно вымойся. Я прикажу принести лучшего вина. А я… Я теперь правительница!
Оставив Иму мечтать о величии, Хамуди поспешил собрать в зале приемов всех военачальников и сановников.
— Владыка Апопи скончался, — объявил он. — Я исполнил его последнюю волю: он повелел сжечь свое тело на алтаре бога Сета. Перед смертью он назначил меня своим преемником и хранителем величия царства гиксосов.
Кто посмел бы оспаривать власть у верховного командующего и главного казначея? Кто мог противостоять ему после того, как он избавился от всех неугодных ему людей и завладел казной? Нет, у Хамуди не было соперников.
Неуверенно пошатываясь, словно выпил слишком много вина, Хамуди вошел в покои Апопи. Стражу, охранявшую их, уничтожили тем же утром его личные телохранители, пираты-киприоты. Госпоже Аберии Хамуди приказал отправить на каторгу всех слуг прежнего владыки гиксосов. «Только новое!» — таков был девиз Хамуди, относившийся не только к людям, но и к вещам. Сама память о деспоте должна была исчезнуть. Единственное, что Хамуди оставил нетронутым, были росписи, сделанные художником-критянином, — они нравились новому правителю свежестью красок.
Госпожа Има бегала из комнаты в комнату, плакала, смеялась, вскрикивала, обнимала одну служанку, хлестала по щекам другую, бросалась ничком на постель, вскакивала, требовала принести ей воды, забывала ее выпить, вдыхала веселящую травку, рвала в клочки свои наряды.
— Наконец-то! Я — правительница! Ты только представь: я — правительница!
Она бросилась мужу на шею, но он ее оттолкнул.
— Впереди у нас много работы. Прежде всего мы должны избавиться от недовольных. Ты будешь следить за каждым, кто живет и служит в крепости. Малейшее подозрение, и негодяй попадет в руки Аберии, которая избавит нас от него.
Отдав распоряжения супруге, Хамуди отправился в зал приемов на военный совет, где его уже дожидались военачальники и флотоводцы. Пока гиксосы будут отвоевывать у египтян Леонтополь, Гелиополь и Мемфис, нубийцы под предводительством нового властителя Кермы нападут на Верхний Египет. Действуя с двух сторон, они зажмут Яххотеп в тиски.
Хамуди хотел заполучить Яххотеп живой. Для нее главный казначей придумает самые изощренные пытки. Ей он уготовит медленную смертью в нестерпимых мучениях.
Углубившегося в мечты правителя посмел потревожить старый вояка, поставленный им во главе флота.