Блин, да что такого в этом Питтсбурге?
Эйбрам смотрит на первые лучи солнца, ползущие к нему по приборной панели.
Что ты там говорила, когда в первый раз просила вести самолёт? Что-то об утопических поселениях и армиях повстанцев? Ну, я точно не могу обещать первое, зато второе — может быть.
В скептическом взгляде Джули появляется сомнение.
В Питтсбурге есть армия повстанцев?
Я знаю, что год назад была.
Джули возвращает пистолет на колено.
Слушаю.
После того, как они нашли меня в лесу, Питтсбург стал моим первым местом жительства. Там я проходил обучение. Он практически стал моим родным городом. В свои двадцать с хвостиком я много переезжал, но когда родилась Мура, я решил... - он встряхивает головой. - Суть в том, что во втором филиале я впервые услышал, что Аксиома сходит с ума. У некоторых ребят из командования были связи с Главным... конечно, не прямые связи. Я не знаю никого, кто бы в действительности разговаривал с Атвистом...
Внутри поднимается тошнота, и внезапно мне захотелось оказаться в другом месте. Может, в туалете. Я закрываю глаза и делаю медленные вдохи.
… но они были достаточно близко, и видели, что на верхах что-то идёт не так. Конечно, если верхи вообще существовали.
Рози... - начинает Джули, но замолкает. - Генерал Россо, лидер Стадиона, говорил, что Аксиому уничтожили много лет назад.
Эйбрам открывает рот, чтобы ответить, но кое-кто опережает его. Неожиданно раздаётся третий голос:
Семь лет назад. Руководители были убиты, штабы разгромлены, - всё похоронило землетрясение. Но он сказал, что останавливаться нельзя.
Джули с Эйбрамом глядят на меня.
Да что с ним такое? - спрашивает её Эйбрам. - Его радиацией облучило?
Это тебе Рози сказал? - недоуменно спрашивает Джули. Я несколько раз моргаю.
Неважно, - вздыхает Эйбрам. - Да, в Нью-Йорке мы провернули большое дельце. Филиалы потеряли контакт с Главным, и долгое время никто не знал, что происходит, и даже существует ли ещё организация. Но через пару лет снова начали поступать приказы, сообщения о том, что Главный выжил. Первый филиал был перестроен, и всё стало хорошо. Мы верили в это до сих пор.
Джули оглядывается за спину и вздрагивает. Нора стоит, скрестив руки на груди и прислонившись к двери в кабину, и слушает. Между пальцами болтается жёлтая смятая брошюра.
Не обращайте на меня внимания, - говорит она. Эйбрам переключается на Джули.
Но к тому времени, когда я оставил работу ради кампании на западном
побережье, пошли слухи. Секретные встречи. Я бы сказал, как минимум половина филиала к чему-то готовилась.
К чему? - спрашивает Джули.
К свержению Главного. Может, к разделению организации на местные органы власти. Они не озвучивали подробности.
Полфилиала против сети национальных ополчений? Да как бы это сработало?
В деле оказались и остальные филиалы. Называй происходящее революцией, если это задевает твои подростковые чувства.
Джули щурится.
Во-первых, я не подросток...
О, точно, у тебя же был день рождения. Теперь всё по-другому.
… а во-вторых, когда ты стал революционером, Эйбрам Кельвин? - она щурится ещё больше. - С каких пор ты сражаешься за что-то кроме своего маленького домика?
Эйбрам сохраняет равнодушный вид.
Мы летаем по всей стране, ища путь вперёд, а ты только и делаешь, что бежишь от каждого полученного шанса. А теперь ты вдруг такой: «Вива революция!» Ты вдруг стал с нами солидарен, но забыл об этом упомянуть?
Лицо Эйбрама никогда не покидает слабая усталая усмешка, но сейчас она кажется немного вымученной.
Я не собирался лезть в филиал Аксиомы, потому что мы все в списке разыскиваемых. Если переворота ещё не произошло, будет сложно связаться с моими контактами. И да, я бы предпочёл рыбалку в горах вместе с дочерью попыткам спасти мир с кучкой сумасшедших детей. Но если выбирать между этим и путешествием в одну сторону к замёрзшим скалам в океане, я выберу революцию.
Джули качает головой.
Ты — кусок дерьма.
На самом деле, нет.
В Питтсбурге ничего нет. Ты просто хочешь приземлиться, чтобы сбежать. Эйбрам кивает.
Справедливо, но неверно. Ложь — это не моё. Джули хохочет.
Правда, что ли?
Отец учил меня: соврёшь кому-то — дашь ему силу. Ложь сделает тебя подсудимым, а его — судьёй. Говори правду и разбирайся с тем, что получилось. А враньё для слабаков.
Джули хохочет.
Ты полный кусок дерьма.
Вообще-то, - говорит Нора. - Может, это и не так.
Она разглаживает жёлтую брошюру и протягивает её Джули.
Джули просматривает коряво исписанные страницы с рисунками. Брошюра похожа на средневековую рукопись, освящённую пьяными монахами. Она поднимает на Нору изумлённые глаза.
Где ты это нашла?
В аэропорту, конечно же. В тысячах миль ото всех. Думаю, у РДК обсессивно- компульсивное расстройство.
Почему ты раньше мне не показала? Нора одаривает её холодным взглядом.
Ты выстрелила в парня на глазах у его дочери. Кажется, было неподходящее время.
Джули вздрагивает. Подозреваю, Нора уже давно не на её стороне. Джули переключает внимание на жёлтую бумагу, почти полностью спрятавшись за листами, а я читаю через её плечо.
Джули перелистывает страницу.
Это было два года назад. Ты не думаешь, что мы бы что-нибудь да слышали?
Да ладно тебе, - говорит Нора. - Два года назад мы даже не знали, что Аксиома до сих пор существует. Может, теперь Питтсбург стал полноценным экстремистским государством.
Из задней части самолёта доносится стон, и Джули наклоняет голову в сторону звука. Рядом с туалетами останки её матери ждут, привязанные к креслу. Только я не знаю, чего именно. Сомневаюсь, что и Джули это знает, но я вижу, как на её равнодушном, мокром и подавленном лице возникает эмоция.
Мы не можем, - бормочет она. Её глаза стекленеют. - Мы должны ей помочь.
Мы поможем, Джулез, - говорит Нора. - Но, как ты думаешь, чего ей хочется прямо сейчас?
Ещё один длинный болезненный стон, сильно отличающийся от предыдущих стонов бессмысленного голода.
Джули, - говорит Эйбрам, и она вздрагивает от звука своего имени. - Я знаю, почему ты это делаешь. Я бы сделал то же самое. Но, если ты когда-нибудь всерьёз говорила о спасении мира, ты позволишь мне посадить самолёт. Потому что мы пролетаем мимо твоей первой настоящей возможности что-нибудь сделать.
Джули крепко зажмуривается и встаёт.
Садись, - говорит она, но в её голосе нет мятежного пыла, скорее, это капитуляция, а не приказ. Она направляется в хвост самолёта. - Мама? Ты в порядке?
Я тихонько иду следом, держась на почтительном расстоянии. Её мама сидит, сгорбившись, на полу в проходе. Длинный трос тянется через её ошейник и обвивает подголовник кресла, давая несколько футов для передвижения, а неподалёку сидят Джоанна с Алексом, осторожно наблюдая за ней.
Страшно, говорит Алекс, делая большие глаза.
Грустно, - говорит Джоанна, сочувствующе глядя на Одри. - Она... очень печальная.
Звенят колокольчики. У моих детей тоже есть ошейники. Я нашёл их в переносках для животных и решил, что колокольчики будут предупреждать об опасности и станут порукой за эти нежные молодые трупы. На этот раз Эйбрам не стал возражать.
Мы садимся в Питтсбурге, мама, - говорит Джули, садясь напротив неё и скрещивая ноги. - Они говорят, что там есть группы сопротивления. Посмотрим,