Его голос исчезает в темноте. Мы перестаём идти за ним следом. Мне понадобилось немного времени, чтобы в слабом свете я начал замечать у рабочих странную особенность. Они двигаются небрежно, а когда закручивают винты и подсоединяют провода, смотрят не на свою работу, а в окна, словно работают только с теми инструментами, на которые наталкиваются. Вдалеке я слышу голос Миллера, разговаривающим с пустотой едва слышным обертоном, который смешивается с грубой мелодией фабрики, шлифовкой металла и скрипом ржавых колесиков. Рука рабочего, стоящего рядом со мной, попадает под пресс и он вытаскивает её с оставшимися двумя пальцами. Из обрубков остальных равномерно, без пульсации, начинает сочиться чёрная жидкость, но мужчина продолжает свою работу.
- Они сделали это, - шепчет Джули. - Они сделали это и без нашей помощи.
Я осторожно подхожу к рабочему. Он не останавливается и не смотрит на меня.
Нет признаков сознания.
Кто ты? - спрашиваю я. - Как ты сюда попал? Он молча работает, истекая кровью.
Зачем ты это делаешь?
Его глаза встречаются с моими меньше, чем на секунду. Его движения замедляются, затем возобновляются, и в моей голове возникает воспоминание. Не из подвала, не из первой жизни, а из пыльной, кровавой второй.
Мои отношения с большинством своих жертв были простыми: они пытались меня убить, потом от меня удрать, а когда ничего не получалось, они кричали, пока я их пожирал. Стандартный материал документальных фильмов о дикой природе. Но был один молодой парнишка, который, возможно, был немного неуравновешенным и чрезвычайно проницательным. Пока я на него охотился, он задавал мне вопросы. Он был в отчаянии и пытался договориться. «Зачем ты это делаешь? - спрашивал он. - Зачем тебе меня есть? Что это тебе даст? Для чего это?»
Это был единственный раз, когда кто-то пытался до меня достучаться. Остальные были рады отыграть стандартный сценарий хищник-жертва. Они слышали отчёты и видели фильмы; они знали, как выглядит нападение зомби и играли роль до конца, чтобы сохранить порядок повествования, ужасный, но комфортный в своей последовательности.
Парень проигнорировал это и совершил нечто абсурдное: он попробовал наладить общение с безликим символом неумолимого ужаса. И на мгновение тот прислушался. Его вопросы проникли под толстую оболочку моего сознания, и несколько холодных нейронов в мозгу сгенерировали связную мысль. Простой
ответ: «Я не знаю».
Кажется, тогда я колебался столько же времени, сколько этот рабочий.
Смелость молодого человека дала ему всего несколько лишних секунд жизни. Но что она дала мне?
Я оставляю рабочего со своим заданием и догоняю Миллера в темноте фабрики. Я нахожу его стоящим на краю прямоугольной, утопленной в пол бетонной ямы, похожей на пустой бассейн, накрытый стальной решёткой.
… всё ещё на стадии эксперимента, и потребует больше усилий, чтобы максимизировать потенциал, - говорит мужчина. - Но результат уже впечатляет, - когда я приближаюсь, он поворачивается ко мне, продолжая улыбаться. - Конечно, мы по-прежнему проявляем большой интерес к вам, поскольку ваш процесс даёт более универсальные результаты. Вы пришли, чтобы пересмотреть наше предложение?
Яма под решёткой — это буйство зомби. Сотни трупов стоят плечом к плечу, покачиваясь, как зрительская волна на концерте, цепляясь за стены и друг за друга. Их возбуждённое состояние указывает на сильное голодание. Должно быть, даже моя наполовину живая плоть пахнет очень вкусно.
Что вы с ними делаете? - спрашиваю я у мужчины, чей галстук такой же красный, как тот, что висит в шкафу в доме — нашем с Джули доме в конце тихой улочки.
Мёртвые пусты, - говорит он. - Они внушаемы и податливы. Мы делаем их полезными.
Вы создаёте рабов.
Он показывает на бурлящую яму с телами, и они подпрыгивают за его рукой, наползая друг на друга, добираясь до люка и яростно громыхая им.
Посмотрите на них, - говорит он, и его улыбка становится преувеличенно неодобрительной. - У них нет ни культуры, ни религии, ни национальности — ничего. Это сырой материал. Кто-то должен сказать им, кем быть, - он перестаёт хмуриться и показывает на мрак вокруг нас. - Мы говорим им стать такими.
Кто вы? - спрашиваю я, напряжённо разглядывая его гладкое безупречное
лицо.
Его глаза с необычной прямотой встречаются с моими.
Я чувствую себя фантастически, - он улыбается так широко, что я думаю, у
него порвётся рот. - Я знаю, зачем я здесь. Я каждый день знаю, что буду делать. Я ответил на все вопросы и решил все проблемы. Всё стало таким понятным.
Р, - окликивает меня тихий голос. - Мы ничего не можем здесь сделать. Пошли, пока он не позвал настоящую охрану.
Я уже уведомил Службу Региональной Безопасности, - заверяет её мужчина утешительным тоном. - Они скоро приедут за вами.
Р, пошли!
Я смотрю на бурлящую массу Мёртвых в яме, они запутались, они неистовствуют и испытывают отчаянный голод. Могу ли я предложить им что- нибудь получше? Могу ли я указать на свою новую жизнь, полную боли и ужаса, и сказать: «Видите, что вы теряете?». Мой взгляд блуждает по безмолвным шаркающим рядам сытых работающих Мёртвых. Ни стонов, ни хрипов, ни тревожного клацанья зубов. Они плавают в ещё более мрачном сне, завёрнутые в серое одеяло и похороненные под мягкой пылью.
Должен ли я оставить их здесь?
Мои друзья бегут к лифту. Я делаю несколько шагов и останавливаюсь.
Возвращаюсь к яме.
Вы решили пересмотреть наше предложение? - спрашивает Красный Галстук сквозь натянутую безрадостную улыбку.
Я даю одинаковый ответ и на свой, и на его вопрос:
Нет.
Открываю защёлку на люке и бегу.
Где ты ходишь? - спрашивает Джули, когда я проскальзываю в лифт. - Сначала ты бежал за нами, потом пропал.
Я несколько раз жму кнопку закрытия двери.
Р?.. - её озабоченность нарастает.
Я сделал кое-что... импульсивно, - выдыхаю я.
Когда двери закрываются, фабрику заполняет хор голодных стонов.
МУЗЫКУ В ЛИФТЕ снова замыкает. Я смотрю на динамик на потолке,
желая, чтобы он наполнил этот стальной куб каким-нибудь скучным посткультурным богохульством, потому что даже песня «Ещё один кирпич в стене» была бы предпочтительнее, чем рычание, просачивающееся к нам снаружи.
М смотрит на меня и вздыхает.
Ты их выпустил, что ли? Я виновато улыбаюсь.
Нора закрывает лицо ладонью.
Я ожидаю от Эйбрама более пылкой реакции, но он смотрит куда-то вдаль, словно дверь — это окно.
Ничего, - говорит Джули, кивая самой себе. - Они двадцатью этажами выше. Мы успеем убежать отсюда и оставим их крушить это место. Ничего.
Стоны не стихают так быстро, как должны. Большой лифт движется мучительно медленно, и даже когда мы приближаемся к первому этажу, то по- прежнему слышим рычание и царапанье.
Ничего,- повторяет Джули, продолжая кивать.
Another Brick in the Wall – Pink Floyd
Дверь открывается, и, когда мы бежим к выходу по тёмному фойе, все четыре двери с лестниц распахиваются настежь. Мёртвые льются оттуда, как вода, не столько спускаясь по ступеням, сколько падая с них, скатываясь, сталкиваясь и топча друг друга в погоне за нашим жизненным ароматом.