Возможно, «импульсивно» - это слишком мягкое слово для описания моих действий.
Охранники у передних дверей всё ещё не предпринимают попыток нас остановить. Ещё несколько ошибок в «процессе». Эйбрам выставляет локти, чтобы заслонить свою дочь, пока тащит её, как маленького ребёнка, не обращая внимания на агонию ран, но мы проходим мимо охраны, не встречая сопротивления. Когда Совсем Мёртвые обступают охранников, но не интересуются их плотью, хотя всё равно убивают их в стихийной бессмысленной погоне.
Мы взбегаем на мост и тот же сценарий повторяется с охраной моста, но в этот раз мы дальше. Голод может разбудить Мёртвых, ускорить их шаг до трусцы, но сделать гниющий труп , каким бы мотивированным он ни был, хорошим бегуном не может. К тому времени, как мы перебираемся через реку, мы отходим от них на безопасное расстояние и можем бежать тише, чтобы перевести дыхание.
Козёл ты, Арчи, - задыхается М, склоняясь к коленям. - Ненавижу бегать. И ненавижу, - он делает глубокий вдох, - необходимость дышать.
Эйбрам, - говорит Джули. - что такое Региональная Служба Безопасности? Эйбрам смотрит в сторону центра Питтсбурга стеклянным взглядом.
Эй! - Джули щёлкает перед ним пальцами. - С чем мы имеем дело? Откуда они придут?
Не знаю, - бормочет он, не глядя на неё. - Всё поменялось.
Я оглядываюсь на мост и вижу, что Мёртвые опасно близко. За несколько секунд они преодолели большую часть дистанции. Конечно, в этом и состоит опасность. Их медлительность усыпляет вашу бдительность. Вы думаете, что в безопасности. Останавливаетесь передохнуть, может, начинаете спорить, отвлекаетесь на свою личную драму, и пока ваши сложные умы плетут запутанные нити, Мёртвые просто идут. Медленно, уверенно и без конфликтов.
Двигаемся дальше, - говорю я на бегу.
* * *
Наш осторожный путь от аэродрома в город занял час. Обратно мы вернулись
за двадцать минут. Грузовая рампа самолёта закрывается за нами со щелчком, но я не даю себе расслабиться. Образ охранников, исчезающих под волной трупов, опять появляется у меня в голове, и я прокручиваю его снова и снова.
Эйбрам идёт в кабину, а мы с Джули идём в салон проверить останки наших семей, но я уже вижу, что у нас проблемы. Повсюду вмятины и царапины, будто здесь находилось дикое животное. Мои ребятишки со страхом в глазах выглядывают из туалета, и, кажется, объект этого страха — мать Джули, которая сидит на ковре, скрестив ноги и сердито на нас поглядывая.
Мама, - говорит Джули, стараясь говорить уверенно. - Ты что натворила? Одри ещё прикована к креслу, но оно упало набок и валяется рядом с ней,
вырванное из пола. Её руки похожи на тёмное кровавое месиво, отсутствуют ногти и большая часть кожи, пальцы стёрты до костей. На ковре вокруг неё разбросана огромная коллекция деталей самолёта.
Эйбрам кричит что-то бессвязное, и я слышу в передней части самолёта быстрые шаги. Джули поднимает пистолет, но Эйбрам не обращает на неё внимания и начинает собирать детали с пола. Одри бросается к нему, но Джули дёргает её за ошейник.
Прицепи её куда-нибудь, - сдерживая злость говорит Эйбрам. - Или я вырву ей мозги голыми руками.
Что она сделала? - спрашивает Джули, вытаращив глаза.
Разобрала кабину. Сорвала рычаги со стержней, - он собирает в рубашку столько деталей, сколько может поместиться, и возвращается назад.
Мама, - жалобно говорит Джули, крепко сжимая поводок из кабеля. - Ну зачем ты это сделала?
Невозможно прочесть эмоции на лице Одри, если они там вообще есть. Они похожи на гнев и неповиновение, а при небольшом изменении угла обзора превращаются в печаль. А может, никаких эмоций нет. Просто случайные движения лица, в которых нет ничего.
Джули протягивает кабель через крючок на полу, за который крепилось кресло, и закрепляет так, чтобы Одри едва могла подняться. Одри бесстрастно смотрит, как дочь привязывает её, но, кажется, Джули мучается.
Прости, мама, - бормочет она, словно мать обвиняет её в чём-то. - Прости.
Я решаю дать им минутку. М и Нора нависли над Эйбрамом и наблюдают, как он устанавливает на место всё, что можно, соединяет разорванные провода изолентой, а поломанные части закрепляет скотчем.
Мы можем... помочь? - предлагает М.
Эйбрам игнорирует его. Торопливость его движений указывает на опасность нашего положения, и мне кажется, что причиной этому стали два мягких сердца: моё и Джули. Две крупные ставки против жестокой реальности. Должны ли мы чувствовать себя глупо, если рискуем жизнью ради вещей, которые важнее, чем жизнь?
Я возвращаюсь в середину самолёта. Иду вниз по лестнице. Прохожу через дверь в грузовой отсек. Иду мимо возвышающегося чудища, который когда-то был моим домом, и выхожу из тени крыла в оранжевый свет вечернего солнца. Я прислоняюсь спиной к переднему колесу, наблюдая, как рой Мёртвых сочится с улиц и объединяется в толпу на взлётной полосе. Возможно, они ответят на этот вопрос.
Р! - кричит Джули из окна кабины пилотов. - Ты что делаешь? Возвращайся назад!
Всё готово? - кричу я. - Мы можем лететь?
Он ещё чинит, заходи внутрь!
Я переключаю внимание на надвигающуюся толпу. Теперь они достаточно близко, чтобы разглядеть отдельные лица. Все их характеристики — цвет кожи, глаз, даже цвет волос у некоторых покрытых пылью трупов — всё поглотил серый поток, но следы их личностей остались. Татуировка. Пирсинг. И, конечно же, выбор одежды. Даже уничтоженные смертью они полны историй.
Как же мне им напомнить?
–Р!
Её голос доносится до меня через километры, пронзительный и отчаянный.
Я выхожу из тени конусообразного носа и разрешаю солнцу согревать моё лицо.
–Кто вы? - спрашиваю я у Мёртвых. - Вы были людьми. Вы всё ещё люди. Кто из вас?
Я не кричу. Я спрашиваю спокойно, как друг за столом паба, который задаёт серьёзный вопрос, уводящий разговор от пустой болтовни в настоящую глубину. Готовы ли они следовать за мной? Или они посмеются надо мной, обзовут занудой и убьют?
–Кто вы? - спрашиваю я снова, не в силах сдержать страх в голосе, когда они подходят ближе. - Подумайте! Вспомните! - я вижу рябь на их лицах. Голодное рычание сменяется неопределённостью. Сомневаюсь, что они видели прежде то, что я сделаю сейчас, — я шагаю в их сторону.
Кто вы?
Они перестают приближаться. Смотрят на землю, потом на небо. Это... момент.
Затем идущие позади врезаются в парализованный головной отряд, и момент заканчивается. Они помнят одно: они голодны. И устремляются вперёд, чтобы пожрать мою новорождённую плоть.
Но затем они начинают падать. Какие бы семена я не сумел посеять в их головах, они выходят оттуда с брызгами крови. Какие бы мысли там не появились, они расщепляются, когда пули разделяют нейроны и рассеивают их электрические разряды в вечернем воздухе.
Нора и М стоят на крыле на коленях. Нора стреляет точно, каждая пуля находит мозг, выбирая ближайших ко мне. М поливает из АК-47 всех без разбора, но убивает так же хорошо, благодаря большому потоку пуль. В моём горле возникает крик, я хочу наорать на друзей, но не могу. Они действуют рационально. Они живут в этом мире и хотят здесь остаться. Они не обязаны присоединяться ко мне на этом алтаре.
Я отступаю к грузовой рампе, закрываю её и выбегаю на крыло. Они ещё стреляют.
–Остановитесь! - кричу я им.
Мы не можем, Р! - кричит Нора между выстрелами. - Они залезут в самолёт! - она смотрит на молодого парня, взбирающегося по переднему колесу и снимает его.
Они... не смогут пролезть!
Ты знаешь, что смогут, - рычит М. - Толпа уплотняется, взбирается выше, разбивает окна... помнишь автобус, который мы взяли в Олимпии?