Выбрать главу

Дункан Мак-Грегор Пёс бездны (Конан — 28)

(«Северо-Запад», 1998, том 47 «Конан и храм ночи»)

* * *

Мрачно уставившись в полупустую глиняную кружку, Конан слушал глупую болтовню Длинного Анто — бритунийца с выцветшими голубыми глазами и белесыми, как у поросенка, ресницами. Ростом он превосходил даже его, зато фигурой и статью не удался. Он был тощ и костляв, хотя жрал в три горла, а пил во все четыре. Конан познакомился с ним недавно — всего около луны назад — в таверне Абулетеса. Там Анто визгливо распевал песни бритунийских скотоводов, заливая в себя пиво вперемешку с вином, с неимоверной скоростью поглощал жареных куропаток, щипал за пухлые зады местных знойных див, хвастался перед ними древним, кривым туранским ятаганом с зазубренным лезвием, а под конец еще и осквернил нефритовую статую Бела, облив ее с головы до ног наполовину уже переваренной им трапезой.

Тогда Абулетес выгнал его из своей таверны взашей, посулив в будущем оторвать ему голову и засунуть ее под хвост шелудивому барану, если бритуниец еще раз появится в его богоугодном заведении. Но вскоре ему пришлось простить парня: Анто оказался удачливым вором и спустя всего восемь дней после появления в Шадизаре стал швырять направо и налево полновесные золотые, кои у него до сих пор так и не переводились. Теперь ему кланялся не только Абулетес. Хозяева кабаков, трактиров и постоялых дворов при виде Длинного Анто оживлялись и скалили зубы в милых, лишь слегка кривоватых улыбках; местные красотки сражались меж собою за право обладания его костлявым телом; воры и мошенники, тая в недрах своих жалких душ зависть и ненависть, липли к нему, как мухи к навозной куче, зная, что бритуниец не пожалеет и последней монеты для того, чтоб накормить и напоить приятеля.

Конан, некоторое время наблюдая за парнем со стороны, скоро пришел к выводу, что ум его короток, а сердце мягко. Для истинного вора сие сочетание было все равно что камень на шее у пловца. Тем не менее пока удача не покидала его. Впрочем, таково вообще свойство удачи: она норовит исчезнуть в момент триумфа, а потом издалека смотреть с наслаждением на муки несчастного, коему судьба наносит удар за ударом (ибо всем известно то, что беда не приходит в одиночку).

— Вот так-то…- Протяжным вздохом Длинный Анто прервал умные мысли варвара.- Так-то покинул я мою родную Бритунию — самую большую и самую красивую страну на всем свете.

— Самую большую? — встрепенулся Конан, до этого пропускавший мимо ушей болтовню вора.- Да будет тебе известно, бритунийский петух, что самая большая и самая красивая страна — Киммерия!

— Что ж,- легко согласился покладистый Анто,- я не против. Но что ты скажешь насчет Турана и Вендии?

— Наплевать на Туран и Вендию,- мрачно ответствовал варвар, приходя к решению не терять более времени, а прямо спросить у бритунийца о том, ради чего он высиживал рядом с ним весь вечер в надежде, что тот проговорится сам.- Ты знаешь Куршана?

— Ну,- кивнул Длинный Анто.

— Он украл у меня одну вещь…

* * *

Конан проговорил эти слова медленно, отвернувшись от собеседника. Всяк, кто знал киммерийца достаточно близко, мог бы сейчас понять: он порядком растерян и не ведает, как повести разговор дальше.

Анто, вопреки домыслам варвара об его коротком уме, догадался об этом сразу. Озарившись лукавой улыбкой, он подмигнул затылку Конана и сказал:

— Вижу, друг, что тебе нужна моя помощь. Я готов, ибо прежде никогда не встречал мужа столь могучего и столь хитроумного, как ты. Всем сердцем желаю, чтобы ты доверился мне. Вместе мы обчистим Шадизар до нитки и…

— Плевать на Шадизар,- поморщился Конан, однако явил Длинному Анто свое суровое лицо, а в синих его глазах мелькнуло нечто похожее на одобрение.

Он и в самом деле всегда ценил мысль, высказанную ясно и прямо. Здесь, в Заморе, где люди облекали истину в пышные одеяния из лишних слов, так что трудно было докопаться до смысла (коего порой и вовсе не оказывалось), речь простая являлась редкостью — вроде жемчужного зерна в навозной куче. А потому вздох облегчения родился в груди киммерийца, освобожденного собеседником от такой обузы, как ложь и притворство. Признаться Длинному Анто в своей нужде? Что ж. Если потом он окажется пройдохой и доносителем — ему же будет хуже…

— Да,- решительно сказал Конан.- Я хочу, чтоб ты помог мне. В долгу не останусь, и сам Кром тому свидетель.

— Ты сказал, Куршан украл у тебя одну вещь?… Могу я спросить, что за вещь и насколько она дорога тебе?

— А,- небрежно махнул рукой Конан.- Совсем не дорога. Но ни одно отродье Нергала не смеет грабить меня как простого торговца!