Чудо-юдо человека напоминало мало, зато красовалось улыбкой до ушей.
— А почему я такой толстый?
— Ты не толстый! Это плащ, его ветер надул.
— А почему у меня три ноги?
— Пап, ну как ты не понимаешь?! Четыре ноги, только одну не видно. Ты же на лошади.
— На лошади! Точно. Красиво получилось. Ты мне портрет подаришь?
Мелиса просияла, кивнула, улыбаясь ещё шире, чем чудище на портрете, и вручила рисунок.
Пятый провёл пальцем по обгоревшему краю листка.
— Это чуть-чуть совсем, — по-своему истолковала его задумчивость Мелиса. — Я сразу потушила. Пап, а мы пойдём на ярмарку?
— Не знаю, лисёнок. Ты же понимаешь, что будет, если кто-то увидит твой огонь?
— Никто не увидит!
— Мелиса, о ярмарке пока можешь забыть!
Глава 14. Почему ты плачешь?
Хмурый весенний день, скоро лето, но больше похоже на позднюю осень, льёт дождь, в закутке, отгороженном от всего остального мира застиранными занавесками, темно и мрачно. Тёткин дом по местным меркам большой и богатый, могла бы выделить племянникам место получше, но оставшаяся в молодости вдовой женщина не любит шума и суеты, с трудом терпит свалившихся ей на голову детей сестры.
Райс и Шанна не помнят своего отца, а этой зимой умерла и мать. Точнее, пропала. Пошла в лес за хворостом и не вернулась. Может, волки съели, а, может, и оборотни — Райс слышал, как деревенские мужики об этом говорили. Тётка сирот приютила, кормила хорошо, не обижала, но за прошедшие полгода они так и не стали в её доме своими. Иногда Райсу казалось, что лучше бы они остались во вросшем в землю, щелястом домишке матери, потом смотрел на сестру, вспоминал, как они мёрзли и голодали в неудачные дни, когда матери не удавалось продать корзины, плетением которых она зарабатывала на жизнь, и желание уйти от тётки растворялось без остатка. Ему двенадцать, Шанне десять, они не смогут прожить одни.
Сегодня тётки нет, кто её знает, куда могла отправиться в такой день, весь дом в их распоряжении, но выбираться из маленького защищённого занавесками мирка нет никакого желания.
Холодно. Райс кутается в одеяло, сидя на широкой лавке, служащей ему кроватью. Шанна на полу играет в куклы сама с собой, звонко смеётся и вдруг вскрикивает, отбрасывает загоревшуюся в её ладони соломенную куколку, шарахается прочь, цепляется пальцами за занавеску, занавеска загорается тоже. Пламя расползается от детской руки, рвётся вверх.
Проклятое одеяло словно задалось целью задушить, но не пустить к сестре. Райс рвётся на свободу, и одеяло вспыхивает тоже. Он выбирается из огненного кокона, оттаскивает Шанну на середину большой большой и единственной в доме комнаты, вместо того, чтобы бежать к выходу оборачивается к огню. Ужас и неверие сменяется гневом. Огонь, словно питаясь этим гневом вспыхивает ярче, перекидывается на другую занавеску.
Нет, не так. Они с сестрой не могут остаться бездомными, огонь должен погаснуть. Должен! Слышишь меня? Исчезни! Сгинь, я сказал!
Он не замечает, что кричит это, а огонь внезапно слушается. Ворчит, как побитый пёс, гаснет резко и внезапно, оставляя обуглившийся угол, дым и запах гари.
Женский виз ввинчивается в уши, он оборачивается и видит на пороге тётку. Делает шаг к ней, но тётка пятится как от чудовища, убегает куда-то. Оглушённый и ничего не понимающий Райс поднимает с пола плачущую сестру. Она цепляется за рубаху и всё твердит, что им нужно бежать, но ноги её не держат. Куда бежать? Зачем?
Всё же Шанна была права, им нужно было бежать, она тогда сразу поняла, что произошло с ними, объяснить только не успела.
Тётка вернулась с деревенским старостой и парой крепких мужиков.
В маленькой сонной деревеньке пробуждение магии стало целым событием, все собрались посмотреть на необычных детей, но держать их в своём доме до прибытия Ищущих никто не захотел, эдак и дома можно лишиться. В итоге Райс и Шанна оказались заперты с собственном доме, который, простояв всю зиму пустым, окончательно промок и прогнил. Такой уж скорее сам по себе развалится, чем загорится.
Желание Райса сбылось, но лучше бы не сбывалось. На двери снаружи появился прочный засов, явно прочнее, чем сама дверь. Во дворе постоянно толкся один из двух парней, приставленных старостой следить за юными магами. Если их и выпускали во двор, то под присмотром, а возможность выйти на улицу превратилась в недостижимую мечту. Один из охранников постоянно молчал и только буравил детей мрачным взглядом, второй оказался не прочь поболтать, всё лез с расспросами, каково это — колдовать? Как они огонь вызывают? Почему в их домике все полки попадали? Вчера он в окно видел, как веник по воздуху летал, это как получается?