— Давай, хозяин, мы тебя уже заждались, — произнес Петр Семеныч. — За Рождество мы с утра пили, а теперь за упокой… Паша!
— Уже, Петр Семеныч! — На этот раз Паша поставил на стол литровую бутылку водку.
— Коньяк за упокой пить — это как-то по-пижонски! — пояснил Петр Семеныч. — Водка она правильней!
Паша плеснул водки в четыре стакана, один из которых отодвинул в сторонку и накрыл кусочком хлеба. Вольф, уже хоронивший в этом мире старого егеря, знал, что так положено. Такой обычай… Русский обычай, который немцы в его родном мире выкорчевали с корнем!
— Это для Петьки? — все-таки не удержался и спросил он.
— Для него, — ответил Петр Семеныч. — Пусть земля ему пухом! Хоть и не знал я этого парня, но если ты, Вольфыч, говоришь, что это был настоящий мужик, я тебе верю! Не чокаясь! За хорошего парня Петра…
— Прости меня, Петруха! — прошептал Вольф и залпом выпил стакан водки.
— Налей еще, Паша, — попросил он, не закусив предыдущий.
Паша налил, Вольф стремительно влил в себя спиртное и вновь не прикоснулся к еде.
— Вольфыч, ты закусывай, закусывай! — нахмурился Петр Семеныч. — Этим ты никому ничего не докажешь!
— Да понимаю я, Петр Семеныч, да ничего с собой поделать не могу! Выть, словно псу, хочется! Ведь у меня никого ближе-то и не было! Ни жены, ни детей, а родителей своих я почти и не помню…
— Я ведь тоже родителей своих не помню, — Петр Семеныч обнял Вольфа за плечи. — Детдомовский я! Потом по малолетке зону потоптал, авторитету набрал — короновали законником… А после перестройки — в большие люди выбился! Банкиром стал! Паша, наливай еще по одной! За упокой души раба Божьего Петра…
Паша разлил водку по стаканам, быстро выпил свою порцию и кинулся к дверям.
— Ты куда? — осоловев от выпитого, поинтересовался банкир.
— По малой, — ответил Паша.
— Ты лампочку во дворе включи, — посоветовал Петр Семеныч, — все ж сподручнее.
Паша щелкнул выключателем, накинул на плечи егерский тулуп и выскочил за дверь. Через секунду он влетел обратно с побелевшим лицом и трясущимися губами, забыв даже закрыть за собой дверь:
— Там… Там… Там…
— Дверь закрой! Хату выстудишь! — рявкнул Петр Семеныч.
Паша заторможено прикрыл дверь, продолжая бормотать:
— Там… Там…
— Да чего там случилось? — не выдержал банкир.
— Я во двор по маленькой вышел…
— Ну?
— А у кабанчика нашего, не разделанного, шебаршиться кто-то, — голос у Паши дрожал от волнения. — Ну, думаю, зверь, какой: волчара, либо лиса… Шикнул я… И в лес тень какая-то метнулась… на человеческую похожая! Я глазами по сторонам зыркнул, а у гроба крышка валяется… А внутри никого!
— Что? — не поверил Петр Семеныч. — Что ты несешь? Куда мог труп деться?
— С-с-сами п-проверьте! Нету его в гробу!
— Так он жив! — с криком кинулся к дверям Вольф, но банкир цепко схватил его за рукав.
— Охолони, Вольфыч! Как он может быть жив с такими-то ранами? Ты же сам видел! И морозец на дворе нешуточный, под тридцадку давит!
— Точно, — егерь вновь уселся на свое место. — Когда мы с Пашей его в гроб укладывали, он застыл уже… Затвердел, словно деревяшка.
— Чертовщина какая-то… Проверим, Вольфыч? — Петр Семеныч вышел из-за стола, накинул куртку и поднял за ремень один из сваленных в углу автоматов.
— Проверим! — угрюмо согласился егерь.
Вооружившись, они вышли на морозный воздух. Света стоваттной лампочки хватало, чтобы выхватить из темноты пустой гроб с откинутой в сторону крышкой и растерзанного кабанчика.
— Я же говорил — пустой! — пошептал Паша.
— А кабанчика-то нашего кто-то действительно погрыз, — егерь указал на следы зубов, отчетливо отпечатавшихся в задубевшем мясе. — И замерзшую кровь, которую мы вычерпать не успели, кто-то когтями драл…
Неожиданно Паша уловил в темноте ночного леса какое-то смазанное движение.
— Вольфыч, берегись! — закричал он, выпуская в скользящую тень длинную очередь из автомата.
Выскочившее из темноты существо сбило егеря с ног, ударом когтистой лапы отбросило в сторону банкира и прыгнуло на Пашу, на ходу выворачивая из его рук плюющийся огнем Калашников. Существо двигалось стремительно, но его движения были несколько скованными и угловатыми. Паша хрипел, стараясь сбросить с себя нападавшего, но у него ничего не получалось. Он оказался словно в железных тисках. Петр Семеныч мирно лежал на снегу, похоже существо отправило его в глубокий нокаут. Вольфу, практически не пострадавшему от удара, подвернулся под руку топор, оставленный возле колоды для рубки дров. Не долго думая, егерь схватил его и, подскочив к существу, душившему Пашу, с размаху саданул монстра по спине. Руки тряхнуло, словно он рубанул по твердой деревяшке. Топор крепко засел в спине пришельца, который не обратил на удар никакого внимания, продолжая душить Пашу. Вольф с трудом выдернул топор из спины чудовища и обухом приложился к его затылку. Громко хрустнуло. Нападавший застыл, а затем вместе с Пашей рухнул на утоптанный снег. Вольф с трудом оторвал ледяные руки чудовища от разодранного тулупа и перевернул нападавшего на спину.
— Петька? — ахнул он, узнав обезображенное диким оскалом лицо однополчанина. — Что же они с тобою сделали? Паша?! Паша?! Ты как? Жив?
— Жив, — отозвался Паша, — только помял он меня здорово! А что с шефом? — тут же обеспокоился телохранитель.
— Жив я, жив! — Петр Семеныч с трудом поднялся с земли. — Вот зараза, как он меня вырубил! Наш покойничек-то упырь! — узнал нападавшего банкир. — Вон зубищи какие! Повезло тебе, Паша, что воротник у тулупа большой и толстый! — сказал он, разглядывая растерзанный тулуп. — Да и сам он на морозце-то застыл, а то бы сожрал нас и не подавился.
— Упырь? — не поверил Паша. — Так их же не бывает! Сказки…
— А ты на зубки его глянь, — усмехнулся Петр Семеныч. — Вяжите его, хлопцы, да покрепче! Вольфыч, у тебя цепь есть? Или трос буксировочный… А то не ровен час, этот хлопчик оклемается!
— Найдем!
— А может его того — разрубить на куски и сжечь? — предложил Паша, которого не отпускала нервная дрожь.
— Нет! — решительно возразил банкир. — Если этот фраерок очухается, нужно его немножко поспрошать…
После того, как застывшее тело вампира упаковали надлежащим образом и занесли в дом, Петр Семеныч спросил егеря:
— Вольфыч, у тебя тут случайно поблизости осинка не растет?
— Есть неподалеку.
— Будь другом, выруби из неё несколько хороших кольев. Пули-то твоего кореша не берут, авось осинка возьмет.
— Ты думаешь, что он еще не мертв?
— Я знаю, что он уже не жилец, а вот мертвым его назвать, после всего, что он у нас тут учинил — язык не поворачивается!
Вольфыч выругался вполголоса и вышел на улицу.
— Да у него же черепушка всмятку! — сказал Паша, брезгливо прикасаясь кончиком сапога к пробитой голове трупа. — Вольфыч удачно топором приложился…
— Да, только сегодня вечером, мы этого субчика уже похоронили и за упокой его души… Если она, конечно, есть у упырей, выпили. Поверь моему чутью, оно у меня на зоне ой каким обостренным стало, очнется наш фраерок! Как пить дать, очнется!
Вернувшийся с улицы Вольф раздал каждому по заостренному осиновому колу.
— Если что, — предупредил Петр Семеныч, — протыкайте его, не задумываясь. Вольфыч, а ты пока запри дверь на засов, да ставни на окнах закрой. Если дружки твоего кореша такие же… То, боюсь, мы до утра можем не дотянуть! А ты, Паша, чего расселся? Наливай! Нужно же мандраж снять! А для этого дела водка — лучшее лекарство! Да, и давайте подвинем нашего клиента поближе к печке — он тогда оттает побыстрее.
— Веселенькое нынче Рождество! — изрек Паша, подтягивая окоченевшего вампира к печке. — С тобой, Вольфыч не соскучишься!
После полуночи вампир оттаял и начал подавать какие-то признаки жизни. Он раскрыл глаза и завозился, силясь разорвать путы. Но не тут-то было — прочный металлический трос, которым связали упыря, мог выдержать и не такую нагрузку.
— Ну, что я говорил! — довольно сказал захмелевший банкир. — Оклемался наш голубчик! Вольфыч, давай, все-таки твой корешок.
Вольф подошел к другу, превращенному неизвестно какими силами в богопротивную тварь, и присел возле него на корточки. Завидев в поле зрения егеря, вампир выгнулся дугой и щелкнул аршинными клыками в бесплодной попытке достать Вольфа.