Глава 4
30.11. 1970 г.
Чили.
Благотворительный
приют для душевнобольных.
Сумрачный коридор лечебницы наполняла едкая вонь хлорки и тяжелый запах человеческих нечистот. За обшарпанной дверью палаты с маленьким прозрачным окошком, забранным мелкоячеистой сетью, бесновался тощий нескладный субъект, изрыгая проклятия направо и налево. Пузырящаяся на губах пена и безумный взгляд обитателя палаты говорил о его полной невменяемости. Импозантный мужчина в возрасте не обращал внимания на истошные крики сумасшедшего — такие больные его не интересовали. Мужчина скользнул равнодушным взглядом по исходящему пеной шизофренику и неспешно продолжил свой путь по дурнопахнущему мрачному коридору. Под его добротными туфлями, начищенными до зеркального блеска, жалобно поскрипывали рассохшиеся половые рейки, которые уже давно стоило бы перестелить. По мутным стеклам запыленных лампочных плафонов, давно обгаженных изнутри полчищами неистребимых тараканов, лениво ползали жирные туалетные мухи. Но мужчину мало трогала разруха и грязь, царившая внутри этого богоугодного заведения — на своем веку он видел места и похуже. Погруженный в собственные мысли, он не заметил, как его нагнал сзади сотрудник лечебницы — сухопарый пожилой врач в накинутом на плечи белом, не первой свежести халатом. Поравнявшись с мужчиной, медработник вежливо взял его под руку.
— Гутен абент, герр Хильшер! — обнажив в улыбке желтые кривые зубы, поприветствовал мужчину врач.
Профессор резко остановился и внимательно вгляделся в улыбчивую физиономию доктора. Несмотря на почти долгих тридцать лет, прошедших с момента их последней встречи, Фридрих сразу узнал врача, некогда работающего в команде доктора Хирта. Он не слишком изменился с тех пор, разве что немного усох и сморщился, но маленькие седые усики «аля фюрер», все также украшали его вытянутое лошадиное лицо.
— И вам здравствовать, герр Йох…
— Марк! — поспешно перебил Хильшера доктор. — Марк Бруно, к вашим услугам! Даже в этой богадельне, — понизив голос, доверительно прошептал доктор, — у стен есть уши. Очень, знаете ли, не хочется повторить судьбу Адольфа Эйхмана…[31]
— Сочувствую, — равнодушно отозвался Хильшер, — жить в постоянном страхе…
— Да мне уже не много осталось, — Бруно снял очки с круглыми стеклами и суетливо принялся протирать их полой больничного халата. — Годы, знаете ли, давят, — сказал он, водружая очки на место. — Может статься, что с вашей помощью мне удастся помереть спокойно и в кое-каком достатке.
Хильшер удивленно посмотрел на доктора:
— Вы в курсе моих расценок?
— Да, мне сообщили. Это конечно не Имперский Золотой Фонд, прикарманенный Борманом… Но на несколько лет безбедной жизни в этой нищей стране хватит. Зароюсь в каком-нибудь захолустье, буду брокколи разводить, — он мерзко захихикал.
Профессор с сомнением покачал головой, но спорить с Марком не стал — ему, по большому счету, было плевать с высокой колокольни на несчастную судьбу старого нациста.
— Итак, — требовательно произнес профессор, — вернемся к нашим баранам! Что вы можете мне предложить?
— Прошу Вас, герр Хильшер, следуйте за мной!
Бруно прибавил ходу и, взмахнув развевающимися полами халата, скрылся за поворотом изгибающегося буквой «г» коридора. Чтобы не отстать от престарелого нациста, Фридриху тоже пришлось ускорить шаг.
— Нам сюда! — Бруно открыл одну из похожих друг на друга как братья-близнецы дверей, приглашая профессора войти в палату.
Проскользнув в помещение вслед за Хильшером, Марк плотно закрыл за собой дверь. Не ограничившись этим, Бруно выудил из кармана халата связку ключей. Немного повозился, выискивая нужный. Затем, вставив его в скважину, с трудом провернул тугой замок — видимо им уже давно никто не пользовался.
Пока Марк возился с замком, профессор огляделся. На четырех кроватях покоилось четыре неподвижных тела. Бледные лица землистого оттенка сливались с серыми, давно не белеными стенами палаты. Отсыревший потолок, покрытый трупными пятнами зеленой плесени, производил удручающее впечатление. Запах нечистот в палате был невыносимым, видимо «утки» из-под больных выносились крайне нерегулярно. Заметив брезгливую гримасу профессора, Бруно виновато развел руками:
— Благотворительное заведение, что тут поделать?